Пропажа Остоженки

“Родился я в Москве, всю жизнь здесь прожил, а вот теперь вдруг оказался совсем в другом городе», – говорит художник Евгений Михайлович Филатов, глядя из окна своего дома у стен Зачатьевского монастыря. Еще несколько лет назад здесь была Остоженка, одна из официальных заповедных зон старой Москвы. Теперь – гигантская строительная площадка. Так называемая золотая миля, где один за другим возводятся элитные жилые дома. Несмотря на загазованность центрального района, они считаются самыми дорогими и престижными в столице (4–10 тыс. долларов за квадратный метр). Застройщики с гордостью называют это место Новой Остоженкой. Так оно и есть: со старой Остоженкой, удивительным, тихим и уютным миром, который существовал здесь еще совсем недавно, оно имеет мало общего.

Наиболее колоритной частью московского Остожья был примыкающий к Зачатьевскому монастырю лабиринт извилистых переулков, воспетый проживавшей здесь Aхматовой. «Покосился гнилой фонарь, с колокольни идет звонарьѕ» Именно здесь, в Молочном переулке, и стоит деревянный двухэтажный дом Евгения Филатова. Не дом, в котором он квартирует, а именно его дом, фамильная собственность, можно сказать, родовое имение.

Дом №5 построен был в 1824 году на месте старого, сгоревшего в 1812-м, героем Отечественной войны майором Тарелкиным. Тогда строение было небольшим, одноэтажным. В конце же XIX – начале XX века здание было надстроено и приобрело сохранившиеся доныне черты модерна. Тогда-то его и купил московский лютеранин Зигфрид-Луи Лазaревич Таль, прадед художника Филатова. Для него одного дом был велик, и он поселил тогда сюда своих многочисленных родственников. Теперь Евгений Михайлович остался единственным жителем не только дома, но и вообще всего переулка – остальные депортированы на окраины. Застройщики Новой Остоженки называют это выселение «созданием однородной социальной среды». То есть они гонят отсюда малоимущих старожилов, и это значительно повышает престиж местности, а стало быть, и стоимость квартир-новостроек.

Раньше семейству Талей-Филатовых принадлежал еще один дом в переулке, деревянный ампирный особняк, также несомненный памятник. Он исчез совсем недавно, вместе с остальными старыми домами переулка. Это были небольшие строения XIX века (в одном из них когда-то находился штаб социал-революционера Бориса Савинкова). По отдельности большинство из зданий можно было назвать рядовыми, но вместе они образовывали замечательно сохранившуюся старомосковскую среду. Почему, собственно, Остоженка и была объявлена заповедной зоной, да только теперь об этом благополучно забыли. Самого же Филатова всеми неправдами, вплоть до поджогов, пытаются выселить из его дома на протяжении уже более чем 30 лет. Затянувшаяся тяжба с претендентами на дорогостоящий земельный надел уже дошла до Страсбургского международного суда, на который теперь только и осталось надеяться. Несмотря на агрессивность окружающей среды, Евгений Михайлович не представляет своего существования вне родных стен.

– Между делом я занимаюсь еще и историей московских некрополей, и, будучи как-то на Немецком кладбище, заметил памятник со знакомой фамилией Таль. Могилка ухоженная, я оставил на ней записку, и через полгода ко мне пришла правнучка брата моего прадеда. Она тоже знала про этот дом, только и предположить не могла, что здесь до сих пор остался кто-то из наших. Из таких вещей и создается ощущение, что ты не перекати-поле. Да и родовой дом – понятие, которого у нас по сути давно уже нет. A ведь родина – она и есть там, где дом родительский.

Оказавшись на любимой Остоженке после не слишком долгого отсутствия, не узнал и я знакомых мест. Захотелось провести внимательный краеведческий осмотр территории, вспомнить, что было здесь прежде, что стало теперь, поинтересоваться, какие еще перемены ожидают формально заповедные края в ближайшем будущем. Досмотру подлежали кварталы по левую сторону Остоженки, между Пречистенскими воротами, Садовым и Москвой-рекою. Когда-то, века четыре назад, здесь простирались заливные луга, паслись коровы. Застраивать местность начали лишь в XVII веке, но от тех времен сохранилось немного – почти вся округа была истреблена пожаром 1812 года. Однако перестроенные древние здания сохранились в составе многих поздних построек, старые своды встречаются даже в интерьерах доходных домов предреволюционных лет. Большей же частью Остожье представляло собой малоэтажную застройку XIX века – где-то стояли более высокие доходные дома, где-то – старые фабрики. В советские годы часть ее была утрачена, но, по счастью, обошлось без нового строительства. Тихие, запутанные переулки прекрасно сохраняли дух старой Москвы, и именно его разрушила реконструкция последнего десятилетия. Хотя дома здесь строят в большинстве своем совсем недурные, и этажности власти придерживаются вполне человеческой, Остоженка напрочь лишилась присущих ей простоты, уюта и открытости.

Пройдя по улице, прежде всего обратил внимание на резкое сокращение количества продуктовых и, в частности, продуктово-специализированных магазинов. A ведь еще недавно – на каждом углу, а кое-где и с розливом... Наконец-то икнулось легендарное заклятие миллионщика Морозова. Говорят, что необычное завершение башни дома №3, похожее на перевернутую вверх дном рюмку, знаменовало собой принципиально новый этап в жизни заказчика здания: дескать, Савва завязал, смотрите все и радуйтесь. Теперь стало впору дружно завязывать и всем окрестным жителям – к метро не набегаешься.

Дальше к реке спускаются Обыденские переулки. Обветшавший модерн соседствует с роскошью новых апартаментов. В разрывах застройки вспыхивает золото огромных глав Христа Спасителя. Некоторые из старых домов уже перестали быть старыми, снесены и отстроены заново. Вот эти два в 1-м Обыденском – почти как живые, только вместо старорежимной столярки с латунными ручками – банальные стеклопакеты. A еще недавно я присутствовал при их сносе – бульдозер откусывал стены, и открывались интерьеры комнат, только что оставленных хозяевами – с брошенной мебелью. Удивительно печальное и благородное зрелище.

Достаю из котомки бутыль заблаговременно припасенного краеведческого напитка «Кавказ» (обостряет восприятие) и стопку старых фотографий – Остоженка 1913-го. Пытаюсь опознать запечатленные на них пейзажи. Узнается лишь церковь Ильи Обыденного, ныне скрытая за новостройками, да одноэтажный домишко приходской школы. Поначалу хотел сделать дубли с тех же точек, потом передумал, уж очень нефотогеничной оказалась нынешняя действительность. Повсюду машины, строительные краны, из большинства кадров совершенно исчезло небо. Возвращаюсь на Остоженку и сворачиваю в Пожарский переулок. Слева еще совсем недавно стоял деревянный особняк, как бы охраняемый государством памятник зодчества, с великолепными интерьерами, с полукруглой колоннадой и спускающейся в сад лестницей. Теперь этот дом также возводится в кирпиче и бетоне, на воротах вывеска: «Реставрация памятника архитектуры, заказчик ООО “Aдонис”». Н-да...

Старый дом с чудовищными трещинами в стенах. Его двор хранит воспоминания о лучших временах – еще копошатся кошки, к ветвям большого узловатого дерева приколочен дощатый детский насест. На одном из подоконников виднеются какие-то фикусы, горит свет. Большая часть рядовой застройки по правую сторону переулка обречена на снос, и через пару лет здесь будут жить совсем другие люди.

Следующий по Остоженке переулок – 1-й Зачатьевский, он же Дмитриевского. Сверяюсь с очередной идиллической старой фотографией, не узнается почти ничего. Трудно поверить, что унылый угловой домище – тот же, что и трехэтажный красавец с картинки. Сохранилось лишь прежнее расположение окон. Этот дом тоже намечен под снос, а ведь помнит уличные бои 1917 года – здесь на углу был убит красный боец Добрынин, чьим именем называется соответствующая станция метро. Хоть и новейшая, а все же история.

Скверик на противоположном углу – прямой результат тех же боев. Разбит он на месте снесенной в 30-е церкви Воскресения Христова (Новой). Далее по переулку виден монастырский надвратный храм конца XVII века, а полуразвалившиеся руины справа – его ровесники, жилые палаты допетровской эпохи. Позже здесь жил П. Киреевский, известный собиратель русского фольклора. С ним общались Пушкин, Гоголь, Даль. Скорее всего, они бывали в этом доме. В начале XIX века, когда все дома перестраивались в модных формах ампира, Киреевский, наоборот, удивлял современников подчеркнутой замшелостью своего древнего жилища – железная дверь, решетки на окнах, запущенный тенистый сад. За минувшие полтора века дом стал еще древнее, но теперь оказался никому не нужен. Лет десять стоит брошенным, половина его откололась и медленно сползает в сторону переулка, еще немного – и дома не станет. Пару лет назад он перешел в ведение Зачатьевского монастыря, но тот сейчас занят гораздо более масштабными проектами.

Монастырь основан в 1584 году на месте более древнего Aлексеевского, перенесенного в Белый город. Центром монастырского ансамбля еще пару месяцев назад было мрачное школьное здание, выстроенное в предвоенные годы вместо уничтоженного собора. Любопытно, что поставленная на святом месте школа №36 странным образом переняла некоторые монастырские традиции. По воспоминаниям бывшего ученика школы Aнатолия Мурадова, каждый учебный год начинался одним и тем же ритуальным действом: из дверей выходил директор, торжественно, как икону, выносивший на двор деревянную раму с благодарственной грамотой за подписью Сталина.

Старшеклассники ставили посреди двора стул, на него водружали перепуганного первоклашку, вручали ему грамоту, после чего директор рассказывал ее историю, которую все присутствующие знали наизусть. Потом рама возвращалась на почетное место в вестибюле и висела там до следующего первого сентября. Теперь кольцо стен и келейных строений окружает огромный пустырь, скоро начнутся работы по воссозданию храма. (Множество московских школ этого периода поставлено на месте разрушенных храмов, но обратная процедура произойдет впервые.)

Монастырь с обеих сторон огибают 2-й и 3-й Зачатьевские переулки. Уходящий влево 2-й Зачатьевский все еще недурен, он хоть частично и оброс новостройками, но не слишком крикливыми. В начале лета главным его украшением служат цветущие деревья за невысокой монастырской оградой. За ним – Молочный. Налево – сплошь новостройки, направо – монастырская ограда и два старых дома (в одном проживает непреклонный Филатов, другой – одноэтажный особняк 1830-х – уже расселен). Вот они, Старая и Новая Остоженки. На улице грохот, грузовики, краны, а стоит войти в деревянные ворота филатовского владения, оказываешься в другом времени и пространстве. Заросли сирени, разбитые каменные ступеньки, синий ящик «Для писем и газет», просто Кострома какая-то. Что я увижу, придя сюда в следующий раз?..

Дальше – Бутиковский, Коробейников, Хилков переулки, тот же город контрастов: бок о бок с роскошными новостройками еще стоят покосившиеся деревянные особняки, на балконах старых домов сушат белье недовыселенные старожилы. Крайний в ряду переулков – Турчанинов, последний путь знаменитой страстотерпицы Му-му. Как известно, проживала она в сохранившемся доме №37 по Остоженке, и именно этим путем нес ее к реке печальный Герасим. Турчанинов больше других похож на себя, но скоро и здесь появится шестиэтажный офисный центр.

A вот 3-й Зачатьевский практически уничтожен. От былых времен остался лишь брошенный деревянный дом, в котором когда-то жил Федор Шаляпин, да и тот на ладан дышит. A вся противоположная сторона переулка занята гигантским Центром оперного искусства Галины Вишневской, где непосредственно искусству принадлежит лишь малая часть помещений, все остальное – та же элитная жилплощадь. Фактически отсюда и началось истребление тихой Зачатьевской слободы. Хотя есть и такие, кто называет это «вторым рождением». Например, официозный москвовед Лев Колодный издал книжку «Москва в улицах и лицах», где я прочел, что сия титаническая новостройка «предстает символом обновления» возрождающейся улицы. Ну, кому и кобыла невеста. Автор означенного путеводителя вообще обладает склонностью подробнейше описывать ужасы советского градостроительства, в упор не замечая вандализма новой эпохи. Оказывается, снесенным корпусам Тверского подворья на Кузнецком мосту путем последующего воссоздания «вернули лицо», а пушкинскую достопримечательность в Столешниках «снесли, не успев восстановить» к торжеству 850-летия. Логично.

Обновление – обновлением. Понятное дело, что новое время не могло не изменить вчерашнего ветхого быта, но более верной формулировкой мне кажется «замещение состава крови». В общих чертах вроде бы то, а приглядишься внимательнее – нет, совсем-совсем другое. Ну и кроме того, сплошь да рядом откровенное нарушение соответствующих законов и нормативов. И так происходит повсюду. Остоженка и Сретенка раньше других старых улиц попали под реконструкцию. Сретенка в 90-е стала как бы полигоном для отработки «лужковского стиля», и там успели наворотить такого, что теперь и смотреть страшно. На Остоженке тоже имеются свои уроды, но в основном здесь представлена архитектура весьма приличного уровня. Тем не менее – это другой город, не Москва. Глядя вокруг, можно представить себе будущее многих старомосковских районов, пока еще не затронутых глобальной реконструкцией. Роскошно высказался в прессе некий риэлтер: дескать, с Остоженкой мы разобрались достойно, следующие плацдармы элитного домостроительства – Хитровка и Замоскворечье, там тоже нет почти ничего такого, чего нельзя было бы сносить.

Что ответить человеку? Вся надежда на Страсбург.