Последний из слобожан

Давеча я, как обычно, прогуливался переулками родного города, наблюдал нравы современников и размышлял о минувшем. Проходя по 1-му Кадашевскому, стал свидетелем события, о котором захотелось немедленно поведать миру. Владение №10 покинул хорошо известный округе житель Виктор Евгеньевич Борисов. Странно, если вы о нем ничего не знаете. Кадашевец Борисов – достойный продолжатель традиций своих древних предшественников, так что расскажу по порядку.

Сначала это был не переулок, а Воскресенская улица, главная магистраль преуспевающей Кадашевской слободы. В XVII веке царские ткачи не облагались никакими налогами, жили обособленно, даже девок своих никогда не выдавали на соседние улицы – блюли клановость. И постепенно обрастали выдающимися монументами каменного зодчества, часть которых можно лицезреть и поныне. Наиболее знаменитый – изящнейшая церковь Воскресения, чьи фотографии крупным планом вошли во все хрестоматии по русской архитектуре. Но потом кадашевцы засветились причастностью к стрелецкому бунту и резко вышли из милости, а впоследствии были вынуждены переквалифицироваться в обычное купечество. То есть клановость осталась, а элитарность-то вся иссякла. Вот отсюда и пошли корни той знаменитой замоскворецкой дремучести, которая так вдохновляла драматурга Островского. Очень характерен в этом плане дом 10 – на его фасаде висит табличка «Памятник XVII века», но это неправда. Дом строился со второй четверти до конца XVIII века, в то время как остальная Москва уже миновала барокко и одевалась классическим ордером. А этот – типичный представитель эпохи боярского быта, затерявшийся во времени неподалеку от географического центра города. Хозяин в нем жил мохнатый – дом выстроен напротив церкви, крайне добротный, но даже без намеков на какие-нибудь архитектурные излишества (нынешний фасад – поздний). И во втором этаже, традиционно занимаемом только жилыми комнатами, обнаружен тележный въезд в складскую зону. Вдруг неожиданность: за подшивными потолками двух крайних палат явилась редкой красоты барочная лепнина. Небось сходил пузатый купец в гости к свояку на Тверскую: ишь какова, подавай и мне такую же! В хозяйстве все пригодится. Вот он какой был народ, кадашевцы.

Советскую эпоху эти края миновали без особых потрясений, но запылиться успели изрядно. К началу 1990-х это был прекрасный сонный угол, единственный в Москве в основном сохранивший двухэтажную застройку и изобилующий памятниками древнего зодчества. Например, по четной стороне 1-го Кадашевского стоял ряд из пяти слободских палат XVII – середины XVIII века. И еще две штуки напротив – такого в Москве нигде больше нет. Прекрасные задатки для создания отсутствующего в Москве старого города для туристов, собственно говоря, последний шанс.

Но меня сызмальства особенно волновал вышеупомянутый дом №10. С виду неказистый, но чувствовалась в его приземистой кривизне могучая замоскворецкая старина. А потом я обнаружил, что замок на двери расположенной в его подвале бойлерной носит исключительно декоративный характер, и стал сюда захаживать регулярно. Фактически, здесь можно было зимовать – тепло, светло, кран с водой и две табуретки. Летом становилось холодно, и тогда можно было перебираться на крышу соседнего дома 12. Она была самой высокой в округе и поэтому ниоткуда не просматривалась, зато Кремль отсюда был как на ладони. Создавалось впечатление, что ты живешь в собственном городе, волшебным образом скрытом от всех посторонних глаз. И единственным человеком, возвращавшим тайных краеведов к реальности, был отставной милиционер дядя Витя, который проживал во флигеле 10-го дома. Периодически он выскакивал на крыльцо, размахивал руками и угрожал шмальнуть из дробовика. Собственно, этот флигель, не изменившийся с конца XIX века, и является основной целью сегодняшней экскурсии. С первого взгляда, вроде бы ничего особенного, а приглядишься – истинное Замоскворечье, какого теперь почти и не осталось вовсе. Деревянное крыльцо и галерея – типы совершенно исчезающие. Недаром в этом дворе всегда ошивались художники, и в кино он часто мелькал (например, в «Военно-полевом романе»).

Теперь бойлерная на замке, дом отреставрировали (все бы хорошо, да дебильный прораб Виталик ободрал со сводов всю чудо-лепнину), крыша 12-го ликвидирована вместе с накрываемыми ею палатами, на образовавшемся пустыре стоит кран нереальных габаритов. И вот съехал в новую квартиру кадашевец дядя Витя, Виктор Евгеньевич. Хоть к стрелецким бунтам и непричастен, но из органов ушел также по навету – какая-то смутная история о нечаянной перестрелке между милицией и спецслужбами. «Вот видишь, Саша, служил честно 20 лет, потом они сами облажались, а меня подставили, вот и кому мы, выходит, нужны? Теперь как хочешь, так и живи на пенсию. Вот и кручусь, это у меня еще грузовик, а то б не знаю, чего делал. Я тут по округе хожу, дом сломали – я кирпич нагрузил, и на дачу. И смотри, уже половину дома себе построил». Истинно замоскворецкая домовитость. Представляю, какой кошкин дом получится: допетровский большемер, красивый клейменый кирпич эпохи развития капиталистических отношений, точеные балясины, чугунные козырьки и решетки. А теперь к ним прибавится и любимое крылечко – хозяин уже начал распиливать его на части, потому что здесь эта прелесть никому не нужна, дом идет под реконструкцию. Сносить вроде не собираются, но обновят, расширят, и уж конечно, без применения горючих материалов. Боюсь, что живописцы сюда ходить перестанут. Хотя, как возразил один архитектор – будут приходить графики. А старомосковские диковины, оказывается, никуда не пропадают, а просто перебираются за МКАД, вслед за своими старыми хозяевами.