Пока все дома — дом третий

Нино Ахваледиани:

«Этот дом построен в 1908 году и стоит в старом районе Вера, который застраивался в конце XIX и начале XX века. Все дома, которые здесь стоят, — начала 1900-х: 1903-го, 1908-го. Наша улица называлась Млетская. Млета — это такая деревня в Казбекском районе, где сейчас район Мтацминда. Не знаю, насколько это соответствует истине, но мои прабабки говорили, что раньше отсюда была видна гора Казбек. Может, поэтому улицы тут назывались именами деревень и мест вокруг Казбека.

До 1924 года в этом же доме, но на верхнем этаже жила семья дедушки моей ба­бушки. Его звали Николозо Авалишвили, он был царским генералом из князей, переводчиком и театральным деятелем. Николозо помогал восстанавливать грузинский театр и спустил на это все свое состояние. Он умер в 1929 году. Сюда, в подвал, нашу семью переселили в 1924-м. А раньше эти помещения использовались как складские. Нам крупно повезло, что выселили именно сюда. И с тех пор семья так тут и живет.

У Николозо было восемь детей: шестеро от первого брака и двое от второго. Его первая жена умерла, и он женился на молодой, богатой и красивой женщине, которая вырастила всех восьмерых, хотя была на 22 года младше его. Мой прадед Ар­чил — его старший сын от первого брака. Потом в честь него назвали моего брата. Прадед был биолог, учился в Сорбонне. Когда в советское время он вернулся сюда, ему запретили заниматься своим делом. Он очень долго жил в Имеретии, в город­ке Чиатура, где добывали марганец, — преподавал и работал в конторе бухгалтером. А его жена, моя прабабка, работала в Об­ществе распространения грамотности. Она очень много рисовала, выжига­ла, расписывала керамику, хотя и не училась этому нигде. Их дочь звали Ма­наной — это моя бабушка, мамина мама. Она была музыкантом и учительницей музыки — и еще ра­ботала на винном заводе. Во время войны там могли дать бутылку вина, которую обменивали на что-то съестное. Три сестры Арчила, мои прабабушки, жили в этой комнате. Вообще семья жила здесь практически постоянно и еще, видимо, долго будет жить.

В 1958 году, когда папа женился на маме, они тоже пришли жить сюда. Потом на ко­роткое время переехали в другое место, в новый район, но затем вернулись.

Они жили в дальней комнате, а в главной, проходной, жили три замечательные незамужние прабабушки. Поэтому гости к родителям приходили через окно. А потом им было лень вылезать обратно, и выходили они уже че­рез комнату бабушек. У по­следней бабушки, когда ее сестры уже умерли, развился склероз. Выражался он в том, что она звала моего папу и говорила: «Знай, я за все заплачу. Ты не трать. Я заплачу за все».

Моя мать, Нана Авалишвили, как и бабушка, пианистка. Они обе играли на этом пианино. Сейчас играет мама. А мы с братом меньше — хотя закончили семилетку. Папа — кинооператор Ломер Ахвледиани. Последнее время он все больше в Москве снимает. И мой брат тоже кинооператор и тоже связан с московским кинематографом. А я — режиссер и кино, и театра. Уже второй год снимаю историю этой комнаты: документальный фильм о том, как через нее прошла вся история страны. Начиная с того, как она была складом.

Обстановка здесь почти полностью та же, что была в нашей прежней квартире наверху, в начале 1920-х. Буфет появился даже раньше, в 1902 году. Николай Яковлевич (Николозо) заказал его местным мастерам по чертежу, который он привез из Китая (он вообще много путешествовал). На этом месте буфет стоит с 1924 года. Его сдвигали один раз, в позапрошлом году, когда мы с моим племянником красили стены. Ну может, еще пару раз двигали, чтобы поклеить обои. А в нише этого бу­фета выросло не одно поколение детей. Туда все забирались и наблюдали за тем, что происходит в комнате. Оттуда начался театр Резо Габриадзе. Он большой друг моих родителей. Резо приходил и говорил: «Вот здесь я сделаю театр». Ему отвечали: «Резо, ты чего? Тут очень мало места». — «Нет, я сделаю кукольный театр». ­Большинство людей не воспринимало это серьезно. Но он в итоге сделал театр. Конечно, в другом месте, но идея появилась здесь. Когда Театр Руставели впервые поехал на гастроли в Мексику, и папа вместе с ними, он привез Резо первую куклу по имени Алехандра. Это было в семьдесят каком-то году.

Стул тоже с 1920-х годов, а стол от моей бабушки по папиной линии. Он появился уже после того, как папа женился.

Все, кто ездил куда-то снимать, привозили до­мой какие-то вещи. Папа, например, долго снимал с Тенгизом Абуладзе в Да­гестане. Вот эти деревянные блюда он привез оттуда. В них месили и раскатывали тесто, а потом вешали на стену обратной сто­роной для красоты. Это превращалось в украшение. Когда в 1964 году папа был в Сванетии, ему рассказали о том, что родился мой брат. Семейная молва гласит, что в этот день они купили рог и пи­ли из него родниковую воду. Он его тоже привез домой. А здесь висит кусок китайской ширмы из черного дерева, которую в 1902 году купил мой прапрадед. Она была очень большая. Бабушка рассказывала, что ее во время войны по частям меняли на муку.

Здесь повсюду висят такие панно типа ковров, которые делает моя мама, когда у нее стресс. Она нервничает и вяжет, вя­жет, вяжет.

В Тбилиси хоронят ­прямо из дома — нет ритуальных домов. Ни­колозо хо­ронили отсю­да, и многих других тоже. Гроб всегда стоял на этой деревянной тахте. Я говорю: «Мам, давай выкинем?» — «Нет, говорит. С этой тахты всех здесь хоронили».