Поначалу это заявление может показаться слишком самонадеянным и даже обидным. Ну как же так, ладно мегаполис, но почему сразу единственный? Конечно, Восточная Европа — это вам не Восточная Азия, но неужели на вполне себе широких и густонаселенных просторах постсоциалистической Европы от Таллина до Тираны не найдется ни одного города, который тянул бы на мегаполис? Неужели одна только Москва, затерянная в дальнем северо-восточном углу за лесами и болотами, за санкциями и диктатурами, заслуживает громкого титула мегаполис, а все остальное в Восточной Европе — это так, городки и райцентры?
Выходит, что так. И дело здесь даже не в количественных показателях, хотя и в них тоже. Конечно, другим городам Восточной Европы трудно конкурировать с Москвой, в которой жителей больше, чем в Киеве, Варшаве, Будапеште и Праге вместе взятых. С Москвой, чей ВВП в полтора раза больше, чем у целой Украины или Чехии. С Москвой, где живет в 20 раз больше долларовых миллиардеров, чем во всей Польше — не говоря уже о том, что в большинстве стран Восточной Европы в принципе нет ни одного долларового миллиардера.
Все это безусловно обеспечивает Москве широту и размах, недостижимый для других городов региона. Но количество все равно здесь не главное. Одних только гор денег и орд жителей недостаточно. Гораздо важнее более тонкие, качественные критерии мегаполиса, которым Москва соответствует, а вся остальная Восточная Европа — нет.
Какая разница сколько миллионов человек живет в Варшаве, если там торговые центры закрываются в восемь часов вечера
— мол, хватит по магазинам шляться, пора домой в семью, завтра рано на работу. Да половина поляков может перебраться жить в свою столицу, но Варшава все равно не станет от этого мегаполисом, потому что в католические праздники там умудряются не работать даже многие кафе. В День всех святых положено посещать могилы предков — к официантам и поварам тоже относится, так что подождете до завтра со своим кофе, на заправке попейте, если совсем невмоготу.
Братислава может считаться городом образцового экономического чуда, который за последние 15 лет умудрился обогнать по подушевому ВВП многие города Западной Европы. Но какой же это мегаполис, если выйдя в девять часов вечера из театра в самом центре города, ты видишь совершенно пустые улицы, с которых по домам уже разошлись даже последние проститутки.
И что толку в умопомрачительной роскоши рижского модерна, если расположенные на этих улицах кафе бывают заполнены всего две недели в году, а все остальное время своими печальными пустыми столами они сообщают редким прохожим о том, что настоящая, богатая событиями жизнь возможно и есть где-то на этой планете, но точно не здесь. Не говоря уже о Киеве, откуда, несмотря на его три миллиона жителей, до ближайшей IKEA надо ехать 700 километров, до самого Вильнюса.
Хотя и это все не главное. А главное в том, что мегаполис не может быть скучным мононациональным райцентром.
В настоящем мегаполисе этническое и конфессиональное разнообразие должно литься через край. Ведь что прежде всего создает в Минске ощущение советской тоски и провинциальности? Его создают не магазины со страшенной местной одеждой, не тоталитарная сталинская архитектура и не биллборды с совковой социальной рекламой. Сильнее всего провинциальность Минска чувствуется, когда видишь, что там полы моют бабки-технички в синих халатах, как в Москве лет 25 назад. Не таджики и не индийцы. Не негры и не марокканцы. И даже не эквадорские потомки инков, как в Мадриде. А бабки-технички. Какой же это мегаполис, с такими-то уборщицами?
Поэтому Киев или Будапешт могут быть очень большими, многонаселенными, урбанистичными городами с прекрасным историческим центром и богатой культурной жизнью. Но они не будут мегаполисами. А какой-нибудь Куала-Лумпур, где и жителей меньше, и центра нормального нет, а про культурную жизнь вообще никогда не слышали, все равно будет. Потому что в Куала-Лумпуре в нескольких минутах ходьбы друг от друга стоят мечеть, индуистский храм, конфуцианский храм и христианская церковь — и все с прихожанами. А к таксисту там, независимо от широты собственных лингвистических познаний, надо обращаться исключительно на английском, потому что его родным языком может оказаться какой угодно — от тамильского до фуцзяньского диалекта китайского.
Настоящий мегаполис не быть может просто административным центром какой-то территории в определенных, четко очерченных границах. Он должен быть центром культурного и экономического пространства, которое перетекает за эти формальные границы самым произвольным образом. Что такого вы можете сделать в Праге, чего не можете сделать в Вене? Да ничего. Поэтому какая-нибудь Австралия откроет всего одно посольство — в Вене. А жители Праги, Братиславы, Будапешта и Любляны не перетрудятся, доедут до Вены, если понадобится. Но никакой Австралии не придет в голову открывать посольство в Минске, Риге или Киеве с расчетом, что туда будут ездить из Москвы. Наоборот — это пожалуйста.
То же самое в бизнесе. Делами в Загребе или Бухаресте вполне можно рулить из регионального офиса в Вене. Но в Москве? Нет, в Москве надо открывать отдельный региональный офис, и уже оттуда рулить делами в Казахстане, Армении и Белоруссии. Или вот московская звезда — она всегда желанный гость в концертных залах и на корпоративах и в Средней Азии, и в Закавказье, на Украине и даже в Прибалтике. А где ждут варшавскую звезду? Для нее даже в Литве или Словакии может не набраться достаточно желающих.
Так уж сложилось, что на всю Восточную Европу нет ни одного города, кроме Москвы, который обладал бы достаточными экономическими, культурными и историческими основаниями, чтобы считаться полноценным мегаполисом. Ни один из них не стал центром не просто какого-то одного государства, а чего-то большего. Центром отдельного и уникального куска человечества, составленного из многих стран и национальностей.
Возможно, таким центром могла бы стать Варшава, если бы Белоруссия и Украина не были так долго и прочно привязаны к Москве. Лет 30 назад таким центром был Белград: усилием воли маршала Тито город превратился из приграничной крепости в чуть ли не третью по важности мировую столицу, собравшую вокруг себя пестрый набор балканских этносов. Но сейчас о былом величии Белграда напоминают только пустые окна гостиницы "Югославия"на левом берегу Савы. Осталась одна Москва, и в пустеющей Восточной Европе, где население потихоньку перебирается в Мюнхены, Стокгольмы и Лондоны, не просматривается ни одного города, который мог бы составить ей конкуренцию или хотя бы компанию, оспорив звание единственного мегаполиса Восточной Европы.