Петр I тут...

От медитативного созерцания солянских окрестностей через окно круглосуточной чебуречной меня отвлекли плохие новости из Большого Гнездниковского переулка, о которых сообщалось в предыдущем номере. Пришлось добрести до метро и проехать две остановки на север, чтобы вдумчиво пройти по знакомым местам и навечно запечатлеть их в памяти. Потому что скоро здесь появятся новостройки, которые превратят этот переулок в тесное ущелье меж высокими домами. А до сей поры его отличал именно контраст между многоэтажными доходками и чередой невысоких ампирных строений. Подобное сочетание обычно называют характерно московским, но я-то помню, что всего лишь 100 лет назад Москва прекрасно обходилась без этих дурацких противоречий. И даже здесь, при входе в переулок, который уже много лет открывается через огромную арку серого жилого дома, видятся другие картины.

Старая Тверская до расширения – двухэтажное начало переулка посередине нынешней проезжей части. Дождливой ночью 1919-го по улице идет поэт Анатолий Мариенгоф в пальто и цилиндре. На углу у Елисеевского ему кричат: «Стой, иностранец! Предъяви удостоверение!»

– В чем дело, где ваш мандат? – возмущается избранник лиры.

– Вот мандат, – говорят ему пятеро пролетариев, поднося к носу маузер.

– Так может, вас интересует не удостоверение, а пальто?

– Слава тебе, господи, догадалсяѕ

А потом один из разбойников приглядывается внимательнее и спрашивает:

– Простите, не вы ли будете Мариенгоф, автор бессмертной «Магдалины»?

И представьте себе – вернули пальто и проводили до дома. Удивительное было время. На углу Гнездниковского тогда находилось милейшее кафе «Лира», сейчас здесь, увы, никакого кафе не находится. Реликтовый круглосуточный кафетерий «Даров моря» запретили год назад. Следом пошел под топор и сам культовый гастроном, обслуживавший сотни окрестных жителей и тысячи мимоидущих гостей столицы. Так что если мы захотим сопроводить прогулку легким пикником или фуршетом, для этого нужно зайти или в продуктовый со странным названием «Питус», или же в кафе «Максимус» соответственно.

Вот мы наконец внутри Большого Гнездниковского. Не то чтобы такой уж большой, выглядит даже скромней параллельного Малого. Но эта интрига связана с тем, что до 1820-х переулок не делал резкого изгиба влево, а продолжался параллельно Тверскому бульвару. Первая достопримечательность располагается сразу направо за аркой, но вы ее просто так не увидите. Однако воспаленное краеведческое воображение живописует округлую церковь с колокольней уникальной приплюснутой формы. А здесь, под асфальтом дворовой автостоянки, скрывается освидетельствованное археологами кладбище, где москвичи хоронили своих еще во времена князя Донского.

Налево – монумент иных времен, знаменитый дом Нирнзее. Нависает над головами прохожих уже 92 года. Много разных интересных слов написано об этом строении, остановимся на самых ярких фактах. Эрнст-Рихард Нирнзее, певец прогресса, один из лидеров автогонки, пробегавшей по трассе Москва– Ярославль в сентябре 1913-го. Во-первых, десять этажей, рекорд для своего времени. Во-вторых, коридорная система, по коридорам до сих пор дети гоняют на великах. Прообраз советских домов-коммун, жилфонд, опередивший свое время. Первые в городе почтовые ящики и лифты. Неслучайно именно здесь Москва чествовала Герберта Уэллса, здесь Давид Бурлюк, «доитель изнуренных жаб», принимал вдохновенного Маяковского. Но потом мечтания кончились, и в доме прописался головорез Вышинский.

Однако более всего дом прославился своей плоской крышей. Зимний каток. Ресторан – «горный воздух, сакли в саду сирени». Еще здесь снимали немое кино (и разное прочее, например волнующие моменты незабвенного «Служебного романа»). Есть мнение, что именно отсюда кинулся бесноватый герой булгаковской «Дьяволиады». А были падения и вполне реальные: в 1917-м, во время боев за крышу между юнкерами и красногвардейцами, с нее были сброшены два плененных коммунара. Зато клоуну Лазаренко свезло: «Встал вверх ногами на решетку высочайшего дома в Москве. Стоя на режущей руки проволоке, не переставал острить и улыбаться».

Ладно, идем дальше. Сейчас стоит вдохнуть поглубже – справа драная рана, та самая стройплощадка, сменившая уникальную усадьбу Римских-Корсаковых. Не только архитектурные достоинства – в 1863 году здесь бывал Тютчев (неплохой урожай поэтов на один переулок, прибавьте еще и Чуковского в десятом доме). Rest in peace, дорогой товарищ. Взгляните, как прекрасен этот косой флигелек на углу переулка! Боюсь, скоро они и до него доберутся.

За поворотом справа – трехэтажный дом, который много поведает уму и сердцу. Среди владельцев – обер-секретарь, два купца, штык-юнкер, вдова асессора и прочие. Одна известная сочинительница романсов и один драматург, скрывавшийся под кличкой Евстафий Берендеев. С конца XIX века – бывшая канцелярия обер-полицмейстера. В ее дворе в 1917-м те, кого ее начальник, «русский Шерлок Холмс» Кошко, называл «мазурьем и человеческой лебедой», под видом восставших пролетариев разгромили архивы. «Рвите в клочья!» – скандировала толпа, и в огне костров созидалась амнистия всем московским мокрушникам и медвежатникам.

С виду этот дом неприхотлив, но обратите внимание на подвальный вход в середине фасада. За ним погреба, сохраняющиеся здесь еще с Петровской эпохи. С 1920-х они были обитаемы окрестной шпаной, оставившей на стенах свои автографы — сначала «Жора и Саша 1928», потом «Колян 1954», потом «Beatles», потом «Высоцкий». А на самом верху – еще более лаконичная надпись «1701. Петр I тут...». Вот что хочешь, то и думай. Однако в рамках научной отчетности следует отметить: цифра, обозначенная в граффити, полное цитирование которого не представляется возможным в рамках данного изыскания, полностью совпадает с предлагаемой нами датировкой памятника.

Ну вот и все. Идемте дальше.