Особняк купцов Тарасовых

В 1907 году екатеринодарский купец первой гильдии Гавриил Тарасов купил участок на углу Спиридоновки (тогда Спиридоновская улица) и Большого Патриаршего переулка. По его заказу в 1908–1912 годах архитектор Иван Жолтовский возвел роскошную усадьбу в традициях итальянского ренессанса. Гавриил Асланович умер в 1911 году, не дожив до конца строительства. О заказчике напоминает латинская надпись на парадном фасаде «GABRIELUS TARASSOF FECIT ANNO DOMINI», что означает: «Габриэль Тарасов сделал лета Господня». Цифры с датой строительства утрачены. Сейчас особняк занимает Институт Африки.

Архитектура

В ежегоднике «Московский архитектурный мир» за 1912 год особняк Тарасова назван «сказкой былых времен». Дом на Спиридоновке вошел в число богатейших и интереснейших с точки зрения архитектуры сооружений Москвы того времени. На первый взгляд, Иван Жолтовский возвел копию палаццо Тьене, который архитектор Андреа Палладио построил в городе Виченце в XVI веке. Однако московский особняк представляет собой скорее вариацию Жолтовского на тему конкретного ренессансного дворца и его размышления об архитектурном наследии Палладио в целом.

После смерти Гавриила Тарасова московская городская управа оценила владение в огромную сумму, помимо прочего объясняя свое решение богатыми росписями интерьеров и упоминанием художественных особенностей особняка в архитектурных журналах. Сыновьям Георгию и Саркису пришлось даже писать заявление в управу о своем несогласии со столь высокой пошлиной на наследство: «....постройки нашего владения, правда, могут быть отнесены некоторым образом к богатым, но это богатство условно, конечно, постройка будет богатой, если она сложена из дикого камня, гранита, но та же постройка, сложенная из простого кирпича, которому посредством бетона придан вид глыб дикого камня, будет иметь уже другой характер, т.е. не богатый... Внутренняя отделка этих особняков также обычная, исключая плафона потолка расписанного художником, но и эта отделка совсем не так уж и дорога, что мы можем подтвердить счетами». Тем не менее управа не согласилась с претензиями наследников, и им пришлось выплатить полную сумму.

Парадные фасады особняка отличаются монолитностью и массивностью. Облицовка первого этажа имитирует гранит, а второго — мрамор. Росписи потолков и фризов парадных комнат выполнены художниками Евгением Лансере, Игнатием Нивинским и Викентием Трофимовым. Фрески — копии известных произведений Пинтуриккио, Тинторетто, Тициана и Джулио Романо и стилизации под ренессансную живопись.

Армянские купцы Тарасовы

Заказчик особняка Гавриил Тарасов происходил из армянской купеческой династии, основателем которой считался его отец Аслан. В начале XX века Тарасовы владели фирмой «Товарищество «Мануфактура братьев Тарасовых» — она занималась оптовой торговлей и располагалась на Старой площади в здании «Боярского двора».

Коллекционер Петр Щукин так писал в 1912 году о московских армянах: «Когда на Кавказе начались беспорядки, то богатые армяне стали переселяться в Москву. В прежнее время говорили в Москве только об одном богатом армянине Иване Степановиче Ананове, имевшем дом на Мясницкой. В настоящее время говорят о нескольких миллионерах армянах, переселившихся со своими семьями в Москву из Армавира, Екатеринодара, Баку и других городов Кавказа. Своих хорошеньких дочерей армяне стали посылать за границу учиться в лучших пансионах и одевать их по последней моде, стали заводить автомобили и строить себе в Москве дворцы». Одним из роскошных армянских дворцов, несомненно, считался и особняк на Спиридоновке, чьи хозяева, по воспоминаниям Щукина, «разбогатели, и мы увидели их в собольих шубах с бобровыми воротниками».

Николай Тарасов

Племянник Гавриила Тарасова Николай известен как один из основателей первого московского кабаре «Летучая мышь», располагавшегося сначала в доме Перцовой. Николай Тарасов увлекался живописью и поэзией, оказывал значительную финансовую помощь Художественному театру (сейчас МХТ им. Чехова), был автомобилистом и гонщиком. Театровед Николай Эфрос в книге «Театр «Летучая мышь» Н. Ф. Балиева» (1918) писал о Тарасове «Казалось, судьба была на редкость милостива и щедра к нему, дала ему очень многое. И громадные средства, и большую даровитость, и тонкий вкус, и счастливую внешность. Как будто были для него открыты самые широкие житейские возможности. Как будто был он баловнем жизни. И многим, знавшим его только поверхностно, он казался именно таким, этот изящный юноша с бархатными глазами на красивом матовом лице. Но феи, стоявшие у его колыбели, позабыли туда положить один подарок — способность радоваться жизни... Тарасов носил в себе жажду этой радости — и никогда не мог ее утолить. Он понимал эту радость и не мог ее испытать... Первый среди гостей, всегда на том же месте, с цветком в петлице похожий на героя из уайльдовского романа. Его тонкими вкусами, его чувством художественного такта умерялись ошибочные увлечения других, удерживались на пути благородства и тонкой изысканности».

Из-за любовных переживаний и ощущения собственной вины в воскресенье 31 октября 1910 года Николай Тарасов застрелился. Этому предшествовали два других самоубийства — его возлюбленной Ольги Грибовой и ее проигравшегося в карты любовника Журавлева. Тарасов похоронен на Армянском кладбище в Москве у церкви Сурб Арутюн (Святое Воскресение). Сохранилось надгробие 1912 года со стилизованными под византийское искусство фигурами плакальщиц.

Институт Африки

После революции и до 1937 года особняк занимал Верховный суд России. В послевоенные годы в доме располагалось посольство Польши, а с 1979 года — Институт Африки.

Леонид Фитуни, доктор экономических наук, заведующий Центром глобальных и стратегических исследований Института Африки РАН: «Поскольку я был молодым человеком комсомольского возраста, на меня выпала большая часть работы по перевозке мебели из старого здания института в Староконюшенном на Спиридоновку. Поляки оставили тут много всего. Мы находили какие-то столы, папки с неприличным словом «течка». Нам было интересно, что же это такое — оказывается, просто «папка» по-польски. Нас призвали разгребать уголь из подвала — дело в том, что поляки создали себе автономную котельную, и подвал был полностью завален углем. Мы нашли в доме огромную, еще дореволюционную карту Российской империи, памятник Дзержинскому с отбитым носом (наверное, поляки держали, а потом уронили и нос отбили), забавный радиоприемник 20-х годов с сеточкой, крутилкой. Здесь много таинственных предметов. В одной из комнат сейф вделан в стену — им уже давно не пользовались, он даже оштукатурен, но его так почему-то и не открыли. Он, скорее всего, пуст и относится ко времени пребывания польского посольства.

Еще до переезда в новое здание я знал старую армянку. Она жила в соседнем доме в Патриаршем переулке. До революции они были состоятельными и находились в родстве с Тарасовыми. Эта бабушка любила рассказывать, как у них отняли часть квартиры, уплотнили и остались они в результате в одной комнатушке. Она говорила, что до революции в этом районе жило много армян.

В этом особняке у меня появляется ощущение убежища от печального, механического мира коробок, штампов, проводов, зданий, которые уходят в небо и закрывают солнце. Иногда на выступлениях своих коллег и на некоторых заседаниях, на которых приходится сидеть по полтора часа, я благодарю бога, что надо мной не просто потолок, а фреска с женщиной, из груди которой прыскает молоко, — копия «Происхождения Млечного Пути» Тинторетто».

Автор выражает благодарность Специализированной историко-архитектурной мастерской № 17 «Моспроекта-2» им. М. В. Посохина