«Москва для меня — больше художественный текст, чем география»

О Столярном переулке

Я живу в Столярном переулке 12 лет. Чудесен он тем, что в нем жил (но в Питере) Раскольников. Почему он называется Столярным, я не знаю. Я живу в доме на углу Столярного и Малой Грузинской улицы. Мой дом совершенно ничем не примечателен, 1957 года постройки. Единственный его плюс — достаточно высокие потолки. Когда мы покупали квартиру, выбирали из двух вариантов: в Каретном переулке и в Столярном. Плюсом второго варианта было то, что на Пресне находится зоопарк. И вообще хорошие детские воспоминания связаны с районом.

Про географию и текст

Что касается погружения в местное краеведение, то оно достаточно художественное, не вполне документальное. Я смотрю вокруг — и какие-то вещи начинают продуцировать текст. Вообще, для меня Москва — больше художественный текст, чем география. Внятное погружение в этот район началось с Белорусского вокзала. Белорусский чудесен тем, что это самый военный вокзал всей страны: есть фильм «Белорусский вокзал», есть воспоминания Паустовского, как он работал на санитарном поезде во время Первой мировой. На площади у вокзала проходил трамвайный круг, на нем скапливались специально оборудованные трамваи, чтобы развозить раненых, сгруженных с поезда, по госпиталям. Мое личное знакомство с Белорусским вокзалом заключалось в том, что я поднялся на Ваганьковский мост. Это очень интересное зрелище. Можно для начала посмотреть в Google Maps — оттуда видно огромное поле путей, не только разъездных, но и на которых формируются составы. Я был очень впечатлен, вокзал — это такой пучок путей, который ведет в западный мир, такая воронка в пространстве. Ты уходишь в эту телепортационную воронку — и тебя где-то там выбрасывает на другом конце. Большая такая метафизическая насыщенность в ней. Потом я там полазил по путям (проник туда через автомойку) и посмотрел задворки вокзала на Пресненском Валу: склады, товарные платформы. Мы, обычные жители, видим только платформу — и больше ничего. После той прогулки я написал рассказ «Перстень, мойка, прорва». Это был мой первый подступ к району.

Потом в течение долгого времени я регулярно проходил по Пресненскому Валу и сворачивал на Малую Грузинскую улицу. Там стоит достаточно странный, совершенно невзрачный завод «Фазотрон». Я полез в интернет посмотреть, что он производит, и выяснилось, что он занимается современной авионикой и что этот завод с большой историей, он был создан в 1918 году. Я обратил внимание, кто был первым его директором. Меня это просто поразило. Первым директором этого завода был Александр Фридман — совершенно уникальный, фантастический человек. Он летал на дирижабле, был ученым, переписывался с Эйнштейном, который в одной из своих работ был вынужден принять критику Фридмана. Кроме того, Фридман — автор модели Большого взрыва, расширяющейся Вселенной. Всю жизнь можете проходить мимо этого невзрачного «Фазотрона», который из себя ничего не представляет, и вдруг в какой-то момент вас пронзит, что здесь работал выдающийся ученый. Я по этому поводу написал эссе.

Но всерьез интересоваться районом я стал, когда начал писать «Матисса» (роман Александра Иличевского, получивший в 2007 году премию «Русский Букер». — БГ), там у меня герои вживаются в этот пресненский ландшафт, ночуют по подъездам.

Об архитектуре Пресни

Пресня — застройка XIX века. Она была купечески-мещанской, я бы назвал это «кирпичным барокко»: сводчатые окончания окон, выступающие кирпичи, которые создают рюшеобразность. Я не знаю, как это архитектурно называется, но в моем понимании это такое купеческо-кирпичное барокко. И по всей Пресне были разбросаны мещанские одно- и двухэтажные домишки — бревенчатые, обшитые досками. Типичную пресненскую застройку можно посмотреть, если пойти в район улицы Заморенова, где самая большая церковь на Пресне (храм Рождества Иоанна Предтечи в Малом Предтеченском переулке. — БГ), в ней Алексея Хвостенко отпевали.

Там рядом находится замечательная диорама «Пресня. Декабрь 1905 года», чуть ли не самая крупная в Европе. Я считаю, что это выдающееся произведение с точки зрения краеведения. Там панорама старой Москвы XIX века воссоздана с феноменальной тщательностью. Панорама малопосещаемая, но туда можно чуть ли не каждую неделю ходить, настолько интересно там просто постоять и посмотреть. Так вот, рядом с этой панорамой остался мещанский домик, где располагался исторический Комитет борьбы 1905 года, там проходили совещания, решения которых распространялись на действия баррикад. Баррикады же были рядом с зоопарком, там был мост над речкой Пресней, которая текла по наклону Большой Грузинской, приводя в действие не одну мельницу. На месте Белого дома, насколько я понимаю, было какое-то злачное место, какие-то шалманы. Гиляровский пишет, что часто трупы сбрасывали в речку Пресню, чтобы их выносило течением в Москву-реку.

Так вот, вернемся к мещанским домам. У Бунина в «Темных аллеях» есть совершенно замечательный, крохотный рассказ, необычайной лиричности, который начинается с того, что юноша приходит в гости к своей девушке, живущей как раз в таком доме. И там рефреном повторяется мелодия про этот домик. Рассказ начинается так: «Осенней парижской ночью шел по бульвару в сумраке от густой, свежей зелени, под которой металлически блестели фонари, чувствовал себя легко, молодо и думал: «В одной знакомой улице / Я помню старый дом / С высокой темной лестницей, / С завешенным окном…» — Чудесные стихи! И как удивительно, что все это было когда-то и у меня! Москва, Пресня, глухие снежные улицы, деревянный мещанский домишко — и я, студент, какой-то тот я, в существование которого теперь уже не верится…»

Если говорить о пресненской архитектуре, то у меня всегда в голове возникают мещанские дома, которые горели на моей памяти. Вот такой дом был, где сейчас ресторан «Ла Маре», возле которого останавливаются сверхъестественные автомобили с ОМОНом и охраной. Это тоже, кстати, особая жизнь Пресненского района: идешь по улице и можешь увидеть, как останавливается машина с госномерами, спереди — джип охраны, сзади — джип охраны, выходят омоновцы, оцепляют всю улицу, выводят клиента и передают его метрдотелю.

О соседях

У нас в подъезде многие квартиры сдаются. А коренные жильцы — две семьи ассирийцев, воспетые еще Шкловским с его рассказом, как они бежали через снежные перевалы под защиту Российской империи, а потом осели в Москве и Питере, где в основном сапожничали. Я еще застал их в сапожных будках, покупал у них шнурки и зашивал свои «бореали» (Boreal — производитель трекинговой обуви. — БГ), разбитые в горах на перевалах. Сейчас с изобретением губок нужда в чистке отпала, и эти сапожные будки занимаются преимущественно торговлей.

О кафе и ресторанах

В последние 12 лет на улице Красная Пресня ужасно быстро все меняется, все заведения. Открывается обувной магазин, потом закрывается, открывается забегаловка, которая потом мутирует. За все эти годы у нас постоянно был паб «Джон Булл», в который я не очень часто хожу, и было замечательное кафе «Огонек», которое мутировало в кафе «Акварель». Вот в «Огонек» я захаживал регулярно. Из новых открытий — это совершенно отличная хинкальная, там хинкали стоят 40 рублей за штуку, продают грузинское вино под видом греческого с греческой этикеткой на бутылке. Спрашивают: «Вам саперави или киндзмараули?» Конечно, саперави! Эта хинкальная как раз в соседнем доме с домом Маяковского («Я и Наполеон»: «Я живу на Большой Пресне, / 36, 24. / Место спокойненькое. / Тихонькое. / Ну? / Кажется — какое мне дело, / что где-то / в буре-мире / взяли и выдумали войну?»).

О платной парковке

С транспортом в городе полная беда. У меня в квартире большая часть окон выходит на Малую Грузинскую. И если ты хочешь выспаться — ты должен спать в берушах. Нервная система у людей с возрастом истончается, и вообще, беруши — это то, что спасает в современных городах типа Нью-Йорка, Тель-Авива. Платную парковку надо обязательно вводить, должен быть регламентированный порядок паркинга (для четной и нечетной стороны улицы) и, вне всякого сомнения, для жильцов дома должны быть локальные разрешения на парковку. В Иерусалиме, я точно знаю, люди, которые паркуют автомобиль рядом со своим жилищем, имеют муниципальные лицензии на парковку: если ты здесь живешь — ты имеешь право здесь парковаться. В моем переулке паркуется кто угодно, только не те люди, которые здесь живут. И это, конечно, сильно раздражает. Ты возвращаешься с работы, тебе хочется побыстрее поставить машину и не мучиться, но сделать это не удается.

О зоопарке

В зоопарке всегда много народа, наш зоопарк слишком маленький для такого притока людей. Зоопарк бестолковый: невозможно ни поесть нормально, ни попить, ни зверей посмотреть. Либо такая толпа у клетки, что не протиснуться, либо звери куда-то попрятались. Зоопарк сейчас больше напоминает зверинец. Завышенные цены на билеты, продают только попкорн и сладкую вату. Ходят огромные толпы приезжих со всех концов Подмосковья. В субботу и воскресенье не пройти, не запарковаться. И все эти безумные люди в звериных чехлах, которые завлекают фотографироваться с детьми…

Вы идете по Волкову переулку и вдыхаете чудесные запахи ячьего помета, благоухание мускусного волка, а когда там поблизости содержались обезьяны, жители переулка просыпались под вопли орангутанов.

О месте силы

Пресня, вне всякого сомнения, место политической силы. Не знаю, как на это повлияла #оккупайбаррикадная, но я на всю жизнь запомнил события октября 1993 года. И это на веки вечные сделало Пресню местом власти и местом судьбоносным. В Москве другого такого места нет.

О том, чего в Москве не хватает

В Москве не хватает всего. Просто всего. В Москве невозможно поесть. Я считаю, что люди, которые занимаются в Москве гастрономией, должны убиться об стену. Любая средиземноморская кухня перешибет хребет местным кулинарным кудесникам. В Москве невозможно гулять. Единственно пригодное для прогулок место — это Воробьевы горы и Нескучный сад. Это единственное спасение. В Москве нет нормальных парков — если ехать в какой-нибудь нормальный парк, пройдет полжизни, пока ты до него доберешься. Что касается дорог, это полная катастрофа. Я выслушивал жалобы людей на трафик в Сан-Франциско, в Нью-Йорке, но все это на поверку оказывалось мелочью жизни по сравнению с Москвой. Москва — город, который совершенно хамски относится к своей собственной истории. Единственное, что меня каким-то образом обнадеживает, — что здесь есть некоторое количество людей, которые способны решить проблемы бытия московского и бытия страны чисто демографически: чтобы все плохие люди канули, а хорошие люди бы плодились.

О другом районе, где можно бы было жить

Я очень люблю Воробьевы горы, но там жилой застройки нет. Вот если бы там был какой-нибудь жилой комплекс и высокий этаж… то это были бы уже не Воробьевы горы. В Москве, между прочим, жить нужно высоко, это проверено жизнью. 17-й этаж, не ниже. Во-первых, с высоты город красивее, чем с нижних этажей. Это точно, крыши — более гигиеничное пространство. Плюс свежее движение воздуха. И вообще — важен обзор. Когда пишешь, нужно время от времени отводить взгляд на какую-то удаленную точку, но дома я смотрю не вдаль, а в стенку соседнего дома.

С другой стороны, в Москве всерьез можно жить только в центре. Но невозможно перенести Воробьевы горы в Садовое кольцо, тут приходится как-то в мечтах выбирать. Может, Большой Каретный, Сивцев Вражек... Хотя нет, они ничем не лучше Пресни.

Выбрать локальный фейсбук района можно здесь.