Москва-2030: можно ли превратить спальные районы в город-сад?

Эта статья опубликована в новом iPad-номере журнала «Большой город»: «Законы утопии: из чего будут сделаны новые города». Все номера журнала можно скачать бесплатно в AppStore.

Текст: Алексей Муратов, партнер КБ «Стрелка»

Комментируя итоги прошедшего в 2012 году конкурса на концепцию развития Московской агломерации, немецкий урбанист Маркус Аппенцеллер констатировал, что спрогнозировать будущее мегаполиса «труднее, чем предсказать погоду». Метеорологи способны составить точную картину на ближайшие три дня. Дальше их работа все более напоминает гадание на кофейной гуще. Известно также, пусть Аппенцеллер об этом и не упоминает, что экстраполяция данных о погоде сегодня на следующие временные интервалы потенциально чревата меньшими ошибками, нежели предположение о каких-то существенных переменах.

Аналогия с метеосводками довольно хорошо рисует ситуацию в сфере урбанистического прогнозирования – особенно того, которое касается более-менее отдаленных горизонтов, стремясь в тумане неопределенности разгадать или разглядеть контуры поселений где-то в районе 2030–2050-х годов. Радикальные концепции переустройства городов, будоражившие умы урбанистов на протяжении почти всего XX века, повсеместно сменились умеренностью, благочинность которой зиждется, как минимум, на трех китах: прагматизме, консервативности и сознании, пронизанном экологизмом. 

Если ныне кто-то решится сделать нечто в духе Николая Милютина, Кендзо Танге, Констана или Ионы Фридмана, то его, скорее всего, не поймут, как не поняли команду МАРХИ на вышеупомянутом конкурсе. Коллектив градостроителей ведущего отечественного вуза, предлагавший сконцентрировать большинство россиян в растянувшемся по просторам Евразии «русле расселения» – эдакой мегасосиске с фаршем из мест проживания, потребления, отдыха и приложения труда, – вежливо попросили на выход уже на первом этапе конкурса.

Такое теоретизирование и рисование сейчас не в моде. В моде же тот жанр, который изобрел в 1970-х Рем Колхас, назвав его «ретроактивным манифестом». Речь в общем и целом идет об объяснении и оправдании ранее происходивших явлений и совершенных действий в оптике сегодняшнего дня. Как и в XIX веке, главным предметом рефлексии и вдохновения становится не будущее, а история. Порою и совсем недавняя, как в случае с конкурсом на Московскую агломерацию, где консорциумам из мировых светил фактически предлагалось найти оправдание принятому несколькими месяцами ранее решению о расширении столицы.

Неудивительно, что отличниками творческого соревнования оказались те, кто не придумывал ничего принципиально нового, а предлагал санировать промзоны, уплотнять существующую транспортную сеть, застраивать Новую Москву «квадрами» среднеэтажных кварталов и параллельно все озеленять – от придорожных пространств до плоских крыш панельных зданий. Не радикальное изобретение, а раскрытие уже заложенных потенциалов – вот, в принципе, хороший тон урбанистического дискурса сегодняшнего дня.

Подобный консерватизм, нацеленный прежде всего на сохранение, а не на коренную ломку, во многом вдохновляется образами городов Старого Света с их плотной и разнообразной застройкой, смешением функций и людей, особой ролью пешеходных общественных пространств, на которых разыгрывается «балет» повседневной жизни. Урбанистика, дисциплина, родившаяся в середине XIX века (отцом ее принято считать испанского инженера Ильдефонсо Серда, опубликовавшего в 1857 году трактат «Общая теория урбанизации»), «рассуждает» в наши дни примерно так же, как дама бальзаковского возраста. Главное – сохранять себя более-менее в порядке, ведь любая попытка существенно перемениться будет восприниматься в лучшем случае как не вызывающее сочувствия баловство.

Самоощущение урбанистики созвучно и духу времени. Поворот к пространству, провозглашенный Мишелем Фуко уже на самом излете эпохи, которую, по крайней мере в архитектуре, принято считать модернистской, похоже, в духе вращательного движения турникета сменился обратным поворотом ко времени – как форме «созерцания нас самих и нашего внутреннего состояния». 

Эпоха великих путешествий, полетов на Луну и экспедиций в глубь океанской бездны сменилась переориентацией на самих себя – с изучения внешнего мира на исследования собственно человека и его сознания. Отсюда и расцвет наук о жизни, и все большее внимание, уделяемое виртуальному, а не реальному, потаенному, сокрытому, а не видимому.

Наша «бальзаковская дама», урбанистика сейчас скорее будет заниматься фейслифтингом, делать себе «маски из огурца», проходить курс на очищение организма, нежели внимать призывам Негри и других радикалов «постоянно пытаться построить новое тело и новую жизнь». Город завтрашнего дня, в принципе, уже существует. Не нужно ничего изобретать с чистого листа, нужно совершенствовать наличествующее – от систем мобильности до услуг ЖКХ, от политического устройства до социальных связей и структуры городов.

Это не значит, что радикализмы применительно к городской прогностике совсем улетучились. Но концентрируются они не в сфере концептуальной урбанистики, а в двух других областях. Первая из них – фантазии писателей и кинематографистов, которые в наших палестинах склонны приобретать довольно мрачный уклон. В то время как Голливуд изображает «прекрасное далеко» в ньюэйджевских картинах «Аватара», Бекмамбетов и Ко в «Ночном дозоре» самозабвенно крушат Москву. 

Другой резервацией художеств в творении образов будущего городов является, как ни парадоксально, сфера продуцирования реальной граддокументации. Это типичная российская особенность. Фантастика здесь господствует повсеместно. Начиная с лужковского Генплана Москвы, предполагающего возведение к 2025 году в столице 100 млн кв. м жилья, и заканчивая Новосибирском, Генеральный план которого предусматривает строительство к 2030 году 700 км магистральных дорог и более 40 станций метрополитена.

Полностью статью читайте здесь.