Московские рюмочные

слева направо: Анастасия Севастьянова (БГ), Сергей Куликов, Виктор Коваль, Дюка Бруни, Максим Семеляк, Игорь Компаниец и Ирина Калитеевская (БГ) в «Рюмочной» на Большой Никитской; продюсеры: Алевтина Елсукова, Анастасия Севастьянова; фотографии: Ксения Колесникова

«Второе дыхание»

Пятницкий пер., 10
водка «ГОСТ» — 24 р.

Едва ли не самая известная из современных московских рюмочных. Хранит чистоту жанра в неприкосновенности, за что любима ценителями советской архаики

БГ: У нас в программе 5 рюмочных, причем три из них — здесь, в окрестностях. Хочется понять — что такое рюмочные вообще, зачем они нужны и имеют ли они какую-то ценность в смысле городской культуры. Короче говоря, хорошая рюмочная — это какая?

Виктор Коваль, поэт: В рюмочной я последний раз был лет восемь назад. Возле Савеловского вокзала, что ли? Или даже в другом городе, в Тольятти или в Самаре.

Максим Семеляк, главный редактор журнала The Prime Russian Magazine: По-моему, рюмочная — это такое место, которое должно быть рядом с домом. У меня такого никогда в жизни не было.

Дюка Бруни, замдиректора клуба «Маяк»: Вот эта рюмочная отвечает своим задачам.

БГ: А какие у нее задачи?

Бруни: Дать человеку возможность выпить рюмку водки и закусить дешевой и не тухлой закуской. Здесь с этим все в порядке. Народ, опять же, дружественный, советы дает. Чего нельзя сказать об обслуживающем персонале. Он утомлен.

Семеляк: Я сейчас тут встретил сразу двух смутно знакомых людей. То ли университетские мои приятели, то ли по давно забытой работе. И как я не могу вспомнить, кто они такие, так я и не помню толком эту рюмочную, хотя бывал тут. Кажется, ничего не изменилось.

Бруни: Раньше в рюмочных был более разнообразный классовый срез. Очень разные люди встречались. Сейчас как-то все более-менее равномерно. Вот за исключением вон той милой пары с интеллигентскими рожами.

БГ: Известно, что во «Второе дыхание» многие ездят специально. Есть у нее какой-то правильный алкогольный имидж.

Семеляк: Да тут район сам по себе алкогольный.

Бруни: Да ну бросьте, я этот район хорошо знаю, ничего в нем особенно алкогольного нет.

БГ: В энциклопедиях пишут, что рюмочные скорее характерны для Петербурга, где они, собственно, и появились в конце XIX века. То есть это такие ответвления от трактиров, сделанные для посетителей, которые не расположены к продолжительному застолью. В Москве они появились позже, и было их меньше.

По телевизору в «Аисте» показывали «Страх и ненависть в Лас-Вегасе»

Бруни: Ну да, в Питере с ними всегда было хорошо. А в Москве было несколько мест. Москва скорее славилась пивняками — получше, похуже, совсем страшными. Жанр рюмочных в Москве был чахлым, а сейчас и вовсе затухает.

Семеляк: Всех развратило изобилие заведений, в которых можно сидеть, — в том числе и борисовских. Мало кто выпивает сейчас стоя.

Бруни: Но в борисовские заведения ходят люди, которые могут позволить себе больше, чем рюмку водки и «канапе с селедкой», как называется здесь черный хлеб с селедкой. Рюмочные — это важное место для людей, у которых нет денег на похмелку.

БГ: Так почему они тогда затухают?

Бруни: Потому что никому не интересно продавать селедку за 10 рублей и водку за… сколько она тут стоит?

БГ: 24 рубля.

Бруни: Вот. Никто о бедных и похмельных в нашем городе не думает. Включая Борисова.

БГ: Ну а как здесь водка, нормальная?

Семеляк: Другой вроде уже и не бывает. Я по крайней мере давно не натыкался на паленую водку, мне кажется, это сейчас в принципе невозможно.

Коваль: Водка правильная.

БГ: А яйцо под майонезом правильное?

Бруни: Ну, яйцо, майонез — это всегда вещь хорошая. Классическая закуска.

***

Входит Компаниец.

Игорь Компаниец, арт-директор клуба «Солянка»: Приятного аппетита. Извините, я уже под хмельком. И поднимаю свой бокал, господа, за украшение нашего стола, за очаровательных женщин, за присутствующих здесь дам! Смотрите-ка, у вас тут практически царский закусочный стол.

Бруни: Заявляю как работник общепита — меню тут прекрасное. Сосиски, котлеты с горошком, пельмени, огурцы соленые. Все, что нужно.

Компаниец: Здесь, кстати, стало гораздо цивильней, чем даже четыре года назад. Тогда в меню были только хреновые разваренные креветки, ну и водяра с пивком, в общем, караул.

БГ: А видите плакатики «Пей в меру» и «Ты меня уважаешь?»?

Бруни: Ну, эстетика вполне ожидаемая. Никаких сюрпризов. Я думала, что грязнее будет. Хотя я у порога все равно немного замялась.

Семеляк: Ну что, выпьем да пойдем?

«Аквариум»

Пятницкий пер., напротив «Второго дыхания»
водка «ГОСТ» — 24 р.

«Аквариум» устроен в типовом торговом павильоне

Стекляшка, открывшаяся месяц тому назад прямо напротив «Второго дыхания». В отличие от классических рюмочных, тут можно сидеть, но цена водки и закуски соответствует жанру

Бруни: Нет, ну это совсем новодел. Публика тут помоложе.

Семеляк: Здесь раньше были какие-то ларьки. У меня тут в начале 90-х жил приятель, так что я тут часто бывал. Но тогда у меня не было денег, поэтому я в принципе не смотрел ни на какие рюмочные.

В «Аисте» чисто и вполне съедобная еда

БГ: Так рюмочные — это же специальные заведения для людей, у которых нет денег на бутылку.

Семеляк: Нет, у меня вообще не было денег. Совсем.

Бруни: Говорят, месяц этому заведению. По-моему, это «Старбакс» рюмочных. Смотрите, вон те парни снобируют «Второе дыхание» и идут к нам — то есть это место классом повыше.

Компаниец: Раньше за «Вторым дыханием» было еще одно гнусное, мерзкое питейное заведение. А дальше было, насколько я помню, заведение «Русские пельмени» и еще одно рядом, где кормили вполне сносно. Горячее там подавали. И напротив «Серна». А это место явно какой-то временщик построил в жажде наживы. Смотрите, вон мужчина сидит, очень похож на певца Павла Кашина. Может, это он и есть?

Семеляк: Игорь, тебе есть что сказать про рюмочные? Пока ты еще в состоянии.

Компаниец: Рюмочная — это просто место, где можно дико нахлобучиться. Больше они ни за чем не нужны, и знать про них больше ничего не нужно.

БГ: Поделимся еще знаниями из энциклопедий. В начале Первой мировой все рюмочные позакрывали. А открыли их заново в шестидесятые по просьбе граждан, которых оскорбляло, что рядом с детскими площадками и в парках, в общем, на виду у детей, другие граждане постоянно выпивают. То есть были созданы такие специальные советские мини-резервации для бухающих.

Компаниец: Энциклопедии ваши, мне кажется, немного привирают. Мне папа рассказывал, что в 30-е годы в Столешниковом переулке действовало несколько прекрасных рюмочных. Ваше здоровье.

***

Бруни: Так, это какая водка была?

Семеляк: «Парламент».

Бруни: Вот я со своим неизбалованным вкусом говорю, что «Парламент» хуже, чем «Флагман», который мы пили 10 минут назад.

Коваль: Увы, да. Хотя они вроде бы одного класса.

Компаниец: А что у них в верхней ценовой категории?

Семеляк: «Парламент» и есть.

Бруни: То есть верхнюю ценовую категорию мы уже прошли. Нам теперь опускаться только вниз.

БГ: С водкой разобрались, а что тут с закуской?

Коваль: Шницель фундаментальный.

Компаниец: Картошку они, я вижу, жарят в микроволновке.

Бруни: Никудышная картошка. Просто совсем.

Компаниец: Ну что это такое? Приходишь в старорежимное, как выражается журнал «Афиша», место… и получаешь капусту в вакуумной упаковке. Чушь собачья. Может быть, сделаем сюрприз — и от нашего стола пошлем эту капусту кому-нибудь наиболее приятному?

Семеляк: Пока не стоит.

Бруни: Мне нужно все попробовать. Вы как-то несерьезно относитесь к делу. Мы же на ответственном задании. Капуста, кстати, ничего. А вот это маринованное — я даже не понимаю, что это. Какой-то маринованный крест. Вербное воскресенье маринованное.

Семеляк: Ну, за маринованный крест.

Коваль: Я вспоминаю выпивку на откры­тых площадках. Собственно, это тоже ­можно назвать рюмочной, такая выезд­ная сессия буфета на улицы и площади. На улице Неглинной и на Трубной площади, там, где я родился и жил, два раза в год, на ноябрьские и майские, после демонстраций на улицы выволакивались столы и накрывались белой скатертью. На них стояли бумажные стаканчики, парафиновые такие, наполненные водкой. И соответствующая закуска — бутерброд с сыром, с икрой. Ну еще ситро, то-се. При желании можно было купить коробку шоколадных конфет, как в буфете. Не помню точно, когда эта лафа закончилась. Да и не вполне это была и лафа, потому что стоило-то дорого. Ну то есть проще было купить бутылку и дома порезать колбасочки.

Бруни: В 70-х годах бутылка водки стоила 2,87, 3,12 и 3,62. Как хорошо, что вы пожилых людей пригласили.

Стеклянная посуда в рюмочных — редкость

Коваль: Не знаю, может, играла роль близость Неглинки от ресторанов «Узбекистан» и «Будапешт», которые могли сразу и сотрудников выставить, и свою ­продукцию кинуть под праздничек. Народ гуляет, баян, аккордеон, все идут полупьяные и покупают то, что могли бы они вполне купить и выпить у себя дома — но праздник, праздник.

Компаниец: А у нас в Чертаново знаете, как делают? Просто молча наливают, дают стакан и смотрят на человека.

Коваль: Дикий юг.

Бруни: Какое счастье, что мы не в Чертаново.

«Деревяшка»

Садовнический пр., 7

На этом месте не так давно был подпольный зал игровых автоматов, а до него — популярный водочный кафетерий, который в народе называли «Дном», «Бочкой», «Третьим дыханием» и «Вторым дыханием для богатых» — видимо, за повышенный комфорт. Еще одним народным названием была «Деревяшка» — за длинные деревянные столы и скамьи. Теперь название стало официальным, но скамьи заменили на самые обычные столики и стулья

БГ: Приятно то, что эта рюмочная неподалеку. Неприятно, что она оказалась закрыта. Ну ладно, впереди у нас «Аист» и рюмочная на Большой Никитской.

Коваль: Ничего, препятствия нас только сближают.

«Аист»

Лубянский пр., 25/2
водка «Праздничная» — 45 р.

Рюмочная, сохранившаяся с советских времен. Формально называется «кафетерий», но сидячих мест тут нет. Многие любители ценят наравне со «Вторым дыханием» — тут дороже, зато чище

Семеляк: Характерный фильм идет по телевидению.

Бруни: А что это?

Семеляк: «Страх и ненависть в Лас-Вегасе». Прошу отметить это в вашем репортаже. Я решил выбрать сосиски, и это оказалось самым дорогим блюдом в меню.

БГ: Здесь же вообще нет посетителей.

Коваль: Мне показалось, что они закрыты, нет?

Бруни: Я при входе переспросила — они сами не до конца были уверены. Но сказали, что работают.

Коваль: От каких чудовищных случайностей мы зависим. А если бы зашел, к примеру, я? И спросил бы: «Прошу прощения, здесь, мне кажется…» Нет! Закрыты! Все!

Семеляк: Просто нас было слишком много.

Бруни: Может, перейдем на коньяк? Хотя нет, слушайте, коньяк «Белый агат» и коньяк «Паракар» я не стану пробо­вать. Буду водку. О-о-о! В стеклянных рюмочках!

Семеляк: Да это просто отель «Ритц».

Коваль: Сервис, конечно, супер. Специально для нас открыли уже закрывшееся заведение!

Компаниец: Первый раз за время нашего похода мы встречаемся со стеклянной и фарфоровой посудой. Я поднимаю свой бокал за очаровательных людей.

БГ: Пока что «Аист» — самое дорогое место. Самая дешевая водка — «Праздничная» — стоит 45 рублей, гораздо дороже, чем во всех предыдущих местах.

Компаниец: Что вы хотите? Столица!

Бруни: А с чего вы решили, что это рюмочная? Потому что это стояк?

БГ: Ну да.

Коваль: Получается, что у нас рюмочными могут быть всякие самозванцы — и пирожковая, и блинная, и пельменная. Там, где разливают водку и пьют стоя? Хотя в «Аквариуме» и на Никитской — не стояк. В общем, это очень туманное определение.

Компаниец: Шезлонг и пластилина шар, и все в душе переплелось — любовь и ревность, и обман.

Бруни: Вот, наконец-то стихи пошли. Ваше здоровье!

***

БГ: Как вы думаете, для кого эта рюмочная?

Семеляк: Рядом находится «Китайский летчик», где водка, думаю, стоит не сильно дороже. Но я, пожалуй, выберу это место. «Летчик» мне как-то уже не по возрасту, а здесь вполне симпатично. Свет приятный. И я думал, что мне напле­вать на посуду, но все-таки я привык к рюмкам.

Коваль: Смотрите, посетители появляются. Мы их приманили.

Бруни: Это первое место с хорошим столом, стеклянными стаканами, нормальным светом и, между прочим, отличными сосисками.

Официант (с достоинством): Да, мы сами в восторге от них. Это «Останкинские».

Бруни: А когда у вас наплыв народа?

Официант: В будни. А сегодня что — воскресенье, вечер.

Бруни: То есть уже все выпили — кому надо?

Официант: Конечно. В воскресенье вообще мало кто приходит.

Коваль: Я вспомнил стихотворение Миши Айзенберга, одну строчку: «В рюмочной напротив пельменной». Дальше не важно. «В рюмочной напротив пельменной» — это как «в булочной напротив овощного». И те и другие названия немножко отмирающие. У меня с рюмочной была вот какая история. Пришел я к товарищу году в 1980-м с девушкой. Посидели хорошо, и решили они пожениться, а меня — сделать свидетелем. Вышли из дома, ­стали ловить такси. Такси не ловится, а рядом рюмочная. Ну что? Зашли в рюмочную, выпили в честь предстоя­щего события, народу — тьма. Вышли, поймали такси, приехали в загс, нам ­говорят: «Поздно». Поехали назад тем же маршрутом, там же постояли в честь неосуществившегося события, а на следующий день в загсе сказали: «Прихо­ди­те через три дня — праздники». В результате товарищ переехал в другой город и женился на другой девушке. И вот тебе рюмочная — она главная виновница, что ли? Нет. Она просто проходит по ли­нии главных фигурантов этого дела, этого несостоявшегося счастья. Вот рюмочная, бывает и такое.

Сотрудники соседних офисов и студенты Консерватории приходят в «Рюмочную» обедать

***

Бруни: Надо признать, что «Второе дыхание» — это пока что единственное место, которое в точности похоже на наши представления о классической рюмочной.

Коваль: Сам жанр предполагает, чтобы было похуже, поближе ко дну. «Аист» выбивается, потому что он покомфортней. Ну и слава богу.

БГ: Идея рюмочной ведь в том, чтобы быстро выпить и идти дальше?

Коваль: Забегаловка — это так: быстро забежал, выпил… но потом остановился и застрял. И застрял накрепко. Так бывает очень часто.

***

Входит Куликов.

Сергей Куликов, искусствовед: Вот так встреча!

Бруни: Вы не думайте, мы не пьянствуем — мы на задании. А вы что, завсегдатай?

Куликов: Я тут время от времени бываю, да. А вы откуда знаете про это место? Это любимое заведение преподавателей Академии ракетных войск. В рабочий день тут такие очень представительные мужчины, которые служили в Анголе. Очень куль­турно выпивают. Я как-то познакомился с двумя подполковниками, много интересного узнал. Еще здесь и во «Втором дыхании» бывает алкоголик-трансвестит. Ольга Владимировна его зовут. Он одевается либо в спортивный костюм китайского покроя 90-х, либо как советская тетенька. Я как-то пытался познакомиться, но он был так пьян, что ничего не вышло.

Бруни: С какой целью?

Куликов: Интересовался городскими сумасшедшими.

Приметы советской эпохи часто украшают рюмочные — иногда просто потому, что там никто так ничего и не поменял

Компаниец: Густав Гурьянов, барабанщик группы «Кино», тоже тусил в этих рюмочных.

Куликов: Потому что он из Питера, там понимают в стиле. Там таких мест до сих пор пруд пруди.

Бруни: А вы какую пьете водку, Сергей?

Куликов: «Столичную».

Бруни: Вот видите, мы, туристы, пьем «Русский стандарт», а завсегдатаи «Столичную».

Куликов: Ну, за ракетные войска!

«Рюмочная»

Б.Никитская, 22/2
водка «Путинка», «Двойная белая», «Кристалл», «Праздничная» — 60 р.

Известна в первую очередь своей клиентурой — напротив Театр Маяковского и Консерватория, чуть подальше РАТИ и факультет искусств МГУ, так что публика довольно интеллигентная. Бард-кафе «Гнездо глухаря» по соседству отпочковалось от рюмочной в начале 90-х, когда бардов, хиппи и прочей арбатской публики стало так много, что в одном заведении они не помещались. Завсегдатаи рассказывают, что директором «Гнезда» стала то ли бывшая уборщица, то ли барменша еще той, советской рюмочной

Случайная посетительница (Компанийцу): О, да вы уже совсем никакой.

Во «Втором дыхании» бутерброды из черного хлеба с селедкой называются «канапе с сельдью»

Компаниец: Это правда. Давайте перешлем девушке выпивку?

Семеляк: Вот эта рюмочная была единственной, куда я ходил в начале 90-х. У меня был такой приятель, Алекс Керви, — то есть это сейчас он себя так называет, а тогда был просто Сан Саныч Кривцов, — и он, собственно, меня сюда впервые привел. Здесь тусовались разные хиппи и музыканты. Называлась она тогда негласно Hoochie Coochie Man — по крайней мере Керви ее так называл. Я помню, что здесь продавали виски, то есть то, что тогда называли виски. Какая-то жуткая отрава, но по тем временам — диковина. По-моему, еды вообще никакой не было. Денег ни у кого тогда не водилось, все предпочитали пить на улицах, у памятника Энгельсу или где придется. А как только деньги появились, уже вроде как и рюмочные стали не нужны. Так что для моей компании это довольно реликтовая, не сказать фетишистская история.

Бруни: Здесь раньше можно было курить, и вот уже лет восемь как нельзя.

Куликов: Потому что владелец рюмочной сам бросил курить и всем запретил.

Коваль: Хочу вспомнить еще один стояк, который умер и вряд ли когда-нибудь вернется. Массовый стояк под трибунами стадиона имени Ленина. На трибунах, напоминаю, всегда было запрещено выпивать, распивающих вылавливали с милицией. А вот в перерыве между матчами под трибунами ставили столы со стаканчиками, наполненными точно по 50 грамм. Ну и какая-то нехитрая закуска. То есть надо было отстоять очередь и опрокинуть по пятьдесят. А если исхитриться — то есть отстоять три раза за 15 минут перерыва, — то и по сто пятьдесят. Некоторые ловкачи успевали капитально ужраться. Сейчас в этот культурный феномен — продажу выпивки на матче — не верится совершенно.

Куликов: На московском ипподроме под трибунами тоже когда-то был прекрасный стояк. Вообще, я не отслеживал историю рюмочных, но, мне кажется, это советский аналог английского паба. В чем его ценность? В том, что он в шаговой доступности, со своими постоянными клиентами. Так же устроены парижские кафе — это районная вещь. Рюмочная — это место поблизости от дома, куда нормальный советский мужчина может прийти, выпить, отдохнуть душой и вернуться без стрессов в семью. Но в Москве рюмочных, действительно, кот наплакал. Есть еще места, похожие на рюмочные. Это просто кафе при автобусных станциях, платформах, всякие кафе «Минутка». Принцип тот же: суровые мужчины, возвращаясь с работы, выходят из метро или с электрички, выпивают 100 грамм и идут домой, более-менее снявши стресс. Из оставшихся московских рюмочных вот эта наиболее культовая. Она, конечно, на вес золота. Во «Втором дыхании» довольно специфический социальный микс, а в «Аисте» одни подполковники.

Семеляк: Не вполне согласен насчет паба. В рюмочной всегда некоторая мамлеевщина, элемент дна, чего в пабе нет вообще. В пабе стоят люди в костюмах после работы, менеджеры — в хорошем смысле слова.

Коваль: Абсолютно верно. В английском пабе можно спокойно бросить верхнюю одежду на пол, если не хватает вешалок — там чисто. У нас такое трудно себе представить — даже в тех, в общем, приличных местах, по которым мы прошлись.

Максим Семеляк на пути из «Деревяшки» в «Аист»

Семеляк: Более того, если человек с определенным доходом идет в рюмочную — это уже сюжет. В рюмочную нельзя зайти просто так, это что-то да значит. А паб — это абсолютно демократическая институция. Ничего сверхъестественного поход в паб не сулит.

***

БГ: Где вам больше всего понравилось?

Бруни: Везде хорошо, кроме «Аквариума». Какое-то оно неуютное. Во «Втором дыхании» тоже не слишком уютно, но хотя бы понятно. Классический гадюшник.

Коваль: Меня поразила удивительно выстроившаяся последовательность водочных ощущений. Первая водка, ­которую нам дали, была наилучшая. И дальше почему-то все шло по нисходящей, хотя должно быть наоборот. Чаще ведь бывает как: выпили — и даже плохая водка кажется очень хорошей. Здесь, кажется, повлияло то, что нас вызвали в роли экспертов, то есть как бы людей, стремящихся к объективности. И эта объективность увела нас в сторону дикой субъективности.

Бруни: И слава тебе господи!

Коваль: Первая забегаловка — она забе­галовка и есть. Приятно, что это не спе­циально выстроенное место, там нет никакого дизайна, отыгрывающего тему совка. То есть получился-то совок, но совершенно непроизвольный. Уже прилично выпив, я предполагаю, что нам стоило бы обсудить, как эти места выглядели, что имели в виду их владельцы — и понимаю, что обсуждать-то и нечего. Никто не пытался специально воссоздать эстетику рыгаловки, тошниловки, забегаловки. В «Аисте», насколько я помню, вообще висела репродукция импрессионистов и много иллюстраций к Швейку, хотя это место, казалось бы, никакого отношения к товарищу Швейку не имеет. Может быть, там должна была быть чешская пивная. То есть все это получилось случайно. Интерьеры получились такими просто из-за нехватки средств, как коммуналка, которую надо все время по чуть-чуть ремонтировать. А вот эта «Рюмочная» — она на классическую рюмочную совсем уже не похожа. Это не чистый жанр. Тут ведь как — чем ниже спуска­ешься, чем больше народу, больше угро­зы, что тебе дадут по морде, обхамят… Что называется: «Ну ты настоящей забегаловки не видел!» Вот в чем дело! Службы не нюхал, жизни не видел. Не спускался ниже дна. «Второе дыхание» — оно про дно. А эта «Рюмочная» — нет. Чему я сейчас, честно говоря, очень рад.

Катастрофическая неуютность традиционных рюмочных в «Аквариуме» доведена до предела

БГ: Вам не жаль уходящей натуры?

Коваль: Да мы-то тут при чем? Разве ж это все для нас?

Бруни: Это вообще две разные вещи: чего хотим мы и — зачем и для кого существуют рюмочные. Мы что, только для себя в этом городе существуем?

Куликов: Мне все-таки кажется, что для большого города концепция места, куда ты быстро заскочил, опрокинул рюмку, снял стресс и пошел дальше — довольно классная.

БГ: Так почему же тогда их нигде нет, если это классная идея?

Куликов: Потому что она очень социальная. А система общепита должна получать деньги. Ей выгодно, когда человек завис, пропил все на свете.

Бруни: Вы работаете в общепите?

Куликов: Нет.

Ирина Калитеевская, Максим Семеляк и Игорь Компаниец в «Аквариуме»

Бруни: Тогда разрешите вас поправить. Несколько клиентов, которые выпили и пошли дальше, выгодней, чем один зависший. Это я как работник общепи­та вам говорю. Проходимость — вот что выгодно. Во «Втором дыхании», думаю, зарабатывают до хрена на водке по 25 рублей. Мы пробыли там полчаса, и там за это время сменилось человек двадцать. Вот в Питере это понимают.

БГ: Мы все время возвращаемся к Питеру.

Бруни: Потому что Питер с точки зрения алкоголя всегда был гораздо более уютным городом. Там были и рюмочные, и пивные, и вино в кафе-мороженых. И даже подогретое пиво зимой, чего в Москве не было никогда.

Коваль: Было, господь с тобой.

Бруни: Ну я не встречала.

Коваль: Там, я тебе скажу, это не только в отношении крепкой выпивки. Я помню, Саша Асаркан (легендарный театральный критик. — БГ) меня и Мишу Айзенберга учил, как надо пить газированную воду в Ленинграде. Мы ходили по городу, и он нам показывал правильные точки, где была особая ленинградская вода. Чистая, без сиропа. У него была выстроена целая система. Она опиралась на личные знания, и он всегда сердился, когда их подвергали сомнению. Вода в Питере имела особое качество с точки зрения человека, который считал, что нам вообще ничего не нужно: нужно жить нищим. Когда он узнал о том, что мы тратим деньги на какие-то там галерки, он заявил, что это разврат — смотреть Высоцкого. Нужно жить под мостом. Было несколько советов, как можно спокойно жить тем, что дается свыше, — в их числе была и особая ленинградская вода, которую я просто принял на веру. От этих автоматов с газировкой требовалось еще и сердечное участие. И, главное, сироп — не то. Чистая.

Бруни: Давайте за Витю выпьем. Он очень украшает нашу экскурсию.

Семеляк: Строго говоря, это единственный ее смысл.

Коваль: Я поступил нескромно. Я выпил лишнего. Спасибо.

***

БГ: Все-таки как вам кажется, рюмочные в Москве нужны?

Куликов: Вы не понимаете, в чем суть Москвы. Тут нужного ничего нет — тут все ненужное. И оно накапливается. Богатство, по большому счету, не функционально. Вот эта вся эклектика, азиатчина, нагромождение инфраструктуры, кривые улицы, бесконечные кольца — это нужно? Не нужно. Какую ни возьми в России рациональную схему, эпицентр ее окажется в Москве. И побочный эффект этой рациональности — дикая иррациональность вроде «Второго дыхания». Рюмочные — это подмышки цивилизации. Без них никак. В Америке ходят в какие-то странные фастфудные. Рюмочная гораздо лучше, чем фастфудная американская хрень. Рюмочная — она душевнее. Это наш паб. Он у тебя со многим связан. А американская эта тема — она одноразовая.

Семеляк: В таком случае я — за американскую тему.

Коваль: Смотрите, чем интересна наша экспедиция? Все время возникают какие-то параллельные ситуации, перебивки, огорчения. Все ведут себя по-разному. Одни впадают в панику, другие — становятся лидерами.

БГ: Все-таки странно, что так долго существовали заведения с очень дешевой едой и выпивкой, которые были, в общем, всем удобны. Сейчас их осталось штуки три, причем в каждом полно народу, то есть они по-прежнему много кому нужны. Почему так случилось?

Бруни: Почему-почему… В этом городе ничего невозможно объяснить. А вот и компотик!

Коваль: Отличный компотик.

Бруни: И что бы вы ни говорили — а день прошел не зря. Ваше здоровье!