Московская ориентация

Между тем столица, у которой нет внятной навигационной системы, — нонсенс. Даже пробки отчасти вызваны тем, что московские дорожные указатели плохо устроены. К тому же наличие хорошей информационной системы провоцирует пешеходов на более длинные прогулки и отказ от транспорта на коротких дистанциях.

«До недавнего времени визуальная среда была интересна столичным властям только с точки зрения извлечения максимальной прибыли из рекламных носителей. Результат мы все видим: визуальный хаос, характерный для азиатских городов, — вывески, реклама, перетяжки, троллейбусные провода, сильно засоряющие московское небо, электролинии. Цельная городская среда, которую еще можно увидеть в фильмах о Москве 1950–1960-х го­дов, утеряна». 

«Сегодняшняя навигация в столице — это бесформенная, бессистемная куча. Вроде есть стрелочки, названия, но это мало помогает, потому что непонятно их отношение друг к другу. Даже номера домов на одной улице могут быть написаны четырьмя разными способами, не говоря уже о картах различных видов транспорта. А работа по переосмыслению структуры города, его потоков и центров притяжения пока проводится в основном отдельными энтузиастами». 

«Москве не хватает точности и системности. В городе есть странные перекосы, например, сомнительные приспособления для слабовидящих устанавливались с беспрецедентным усердием, а двуязычной навигации в метро по-прежнему нет, хотя у города вроде бы амбиции мирового финансового центра. Сейчас Москомархитектура разрабатывает новую «систему адресного хозяйства», в которой должен быть решен хотя бы вопрос упорядочивания уличной навигации. 

Города состоят из районов, и нужно формировать их образ. В Москве это делают по принципу административного деления, но образ района формируется из субъективных границ, а не административных: «Муниципальное образо­вание Тверское» — это совсем не то же самое, что Сохо или Мидтаун. Есть места, которых с административной точки зрения не существует — «Красный Октябрь», например. Если бы люди, которые в нем работают и живут, создали некоммерческое объединение и дополнили район мини-скверами, новыми тротуарами, приветливыми дворниками и единой навигацией, то в нем было бы еще приятней и интересней находиться». 

«Московская дорожная система информации в основном предписывает, но не дает ориентиров. Налево или направо поворачивать, на знаке нарисовано, а в какой аэропорт ты при этом попадешь, неясно. Заниматься этим необходимо, но вопрос входит в компетенцию Де­партамента по рекламе и информации, а не Москомархитектуры. И конечно, все перегружено рекламой. Жаль, что до сих пор в стороне остаются транспортники. А ведь конструкции указателей ГИБДД безобразны с точки зрения эстетики — здоровый столб, нависающая страшная штука. При этом госавтоинспекция сама ставит, сама согласовывает, а мы не можем ни на что повлиять, потому что центральные дороги находятся в федеральном ведении». 

«Супернавигационная система, о которой мечтает современный градостроитель, — ужас обывателя, потому что она требует внимания. А мне уютно в моем повседневном мире, где я в метро — как во сне, в ма­шине — как на рельсах. Мне не надо, чтобы меня вышибало из него, как это происходит, когда в поезде вместо обычного «бу-бу-бу» я слышу Людмилу Гурченко. Хорошая система ориентирующей информации не должна требовать включения мозга. Она должна быть интуитивна». 

«Таких сложных городов, как Москва, не так много в мире. Здесь много пользователей, включая подмосковных жителей, которые как бы знают Москву; все разновидности транспорта; кириллица. И все это обслуживается множеством организаций, отвечающих каждая за свой носитель информации, — их порядка десяти. Все они говорят на разных языках: иногда есть транскрипция, иногда нет, иногда такие сокращения, иногда другие, один шрифт, другой шрифт. Москвич окружен бешеным количеством разно организованной информации, из-за этого он находится в перманентном стрессе. Какой-нибудь обычный московский указатель — типа «налево Ленинградский, направо Ленинский» — гарантированно формирует психоз: когда отличие в двух буквах, а решать надо быстро, мозг реагирует не рационально, а спонтанно — ладно, поверну налево. Вот так люди и бьются на перекрестках». 

Слово «достопримечательность» в русском языке появилось в первой полови­не XIX века — придумал его Карамзин. В то время опознавательными знаками, по которым узнавали ту или иную тер­риторию, были прежде всего культовые сооружения, святыни, базары и объекты власти разного масштаба. Впоследствии список существенно расширился — сейчас талантливый архитектор способен превратить в достопримечательность даже бензоколонку. А все потому, что в отсутствие достаточного количества ориентиров человек не может составить представление о городе в целом.

«Если в деревне спросить дорогу к нужному месту, объяснят вам, скорее всего, так: поднимешься по горке, у расщепленного дуба повернешь налево, потом до церкви, у нее развилка, тебе левее. Люди всегда ориентируются на знаковые места — это не зависит от страны или от народа. В го­роде горок может не быть, зато есть кварталы и блоки, которые можно отсчитывать, есть торговые центры, выходы из метро. Современное искусство тоже может служить ориентиром. Вот в Барселоне перед Олимпиадой по всему городу поставили авангардную скульптуру — и сейчас горожане часто по ней ориентируются». 

«В средние века горожане ориентиро­вались по храмам: это самые красивые здания общины, все их знают, все туда ходят. Такими же мощными ориентирами были городские ворота и рынки. Ничего не изменилось и сегодня: наше понимание пространства строится вокруг объектов высокой социоурбанистической значимости. Сейчас горожанин, правда, скорее скажет «у метро» или «у «Макдоналдса». «Макдоналдс» вообще феноменальная точка — благодаря дизайну он становится заметным везде, где бы ни находился. При этом такого рода ориентиров на картах зачастую нет. А ведь еще есть культурные объекты — скажем, после организованной нами прогулки по Беляево с Дмитрием Александровичем Приговым для тех, кто тогда пришел, ориентиром в бетонном море стал дом, где жил Пригов. И дорога та тоже стала улицей Пригова».

«В Москве пространство структурирует­ся через станции метрополитена — все знают, где находится метро, и описыва­ют свое местонахождение относительно ближайшей станции. «Как пройти до метро» — один из самых задаваемых вопросов на улице. А вот места, которые нужны в экстренной ситуации, в Москве никак не помечаются — очень редко указывается даже, где здесь выход, и тем более — где ближайшая аптека или травмпункт». 

Таблички с названиями улиц — первое, что приходит в голову при разговоре о городской навигации. Однако это не самый надежный способ ориентироваться — названия меняются, могут дублироваться, о них зачастую не знают да­же местные жители. В Москве массовую развеску табличек с названиями улиц и номерами домов предприняли перед Олимпиадой 1980 года, но к началу 1990-х многие из них уже пришли в негодность или просто пропали, так что скорые с пожарными иногда не могли доехать до места вызова. В 1994 году таблички развесили заново. Как ни странно, считается, что в Москве с адресной информацией лучше, чем, скажем, в Нью-Йорке — там за размещение номера дома отвечает его владелец, и штрафы столь малы, что лень часто побеждает. В прошлом году одна из почтовых служб даже устроила скандал городского масштаба — они все чаще не могли найти нужный номер дома. Но сейчас в США идет массовая смена табличек — решили, что они недостаточно легко считываются. Разумеется, важнейшая роль в этом деле принадлежит дизайнерам-шрифтовикам.

«Однажды в городе Монца я пытался найти муниципалитет, о котором прочитал в путеводителе. Записал адрес, пошел. Город микроскопический. Всех спрашиваю, где пьяцца Тренто-э-Триесте, — никто не знает. Потом один прохожий догадался поинтересоваться, что мне там надо, и сразу показал муниципалитет — он был в двух шагах. То есть название площади вообще никто не знал, а оно существует с 1918 года, на минуточку. Потом уже в Москве мы опрашивали людей в среднепериферийных районах Москвы — большинство знает только глав­ные магистрали, улиц по соседству не знает практически никто. 

Эти названия, в принципе, явление достаточно новое, существующее только с XIX века, когда понадобилось рассылать уведомления и налоговые требования. Раньше же многие названия были вариативными: один называл переулок Петровским, другой мог его обозвать Варяжским, кто-то помнил, что раньше он был Печным. И поскольку в принципе никто ничего не знает, табличек надо больше — при­чем не только в Москве. Вот в Лондоне только что на нашей «Велоночи» потерялась группа участников, человек сто. Мы с ними связались: «Что вокруг?» — «Темнота». — «А дома есть?» — «Есть!» — «А номера, таблички?» — «Нет, ничего нет». Ну потом они все же нашлись, когда подъехали к Олимпийской деревне. Мимо нее уже было не проехать». 

«Мне нравится американская система с указателями на столбиках на каждом перекрестке — всегда знаешь, какая улица перед тобой. Таблички на домах тоже должны присутствовать, но бывает ведь, что дом отстоит от линии застройки, а перед ним деревья, особенно в новых районах». 

«Мы проектировали домовые знаки в 1994 году. Была серьезная програм­ма, выделены немалые деньги. Сначала проектирование поручили Союзу дизай­неров, но те слишком сложно думали. А надо — просто и оптимально. Предложения использовать американские ука­затели на углах улиц тогда тоже были. Но города США разбиты на равные небольшие прямоугольники, и там это действительно удобно, а в нашей радиально-кольцевой структуре попадаются длинные улицы без перекрестков. И если не успел прочитать название, то возвращаться придется очень далеко. 

Мы разработали шрифт, очертания до­мовых знаков. Для исторического центра были предложены знаки с цифрой в овале (с номерами домов) и фигурные (с названиями улиц). Они могли быть светящимися, объемными или плоскими с золотыми буквами (такие установлены в Историческом проезде, на Старом Арбате, в Лаврушинском переулке). Еще были круглые, похожие на таблички 1930-х, но изгото­вители не справились с производством такого короба. Для улиц за границами Са­дового кольца придумали прямоугольные знаки, габариты которых зависят от зна­чимости улицы. Разработали простой и хорошо читаемый шрифт. Уделили особое внимание иерархической организации информации и ввели стрелочки с направлением нумерации. Устройство светящихся знаков по тем временам было инновационным: новые лампы, специальная автоматика к каждой, впервые применена пленочная технология». 

«В Москве нет норм и правил по визуальному восприятию букв, существует только ГОСТ 1974 года. В принципе, в мире тоже нет никакой общепринятой сис­темы, гласящей, что одни шрифты для названий улиц лучше, чем другие, — ну разве что почти везде считается, что гротески (шрифты без засечек) воспринимаются легче. Главное — шрифт должен быть функциональным. 

То есть в самой идее специфическо­го национального шрифта нет ничего плохого, главное, чтобы он был функ­циональным. Но у нас сейчас местами используются чудовищные декоратив­ные антиквы, отсылающие к Киевской Руси, — они ужасно читаются. Как ни странно, большинству москвичей нравится трафаретное оформление указателей маршрутов на городском транспорте. Как только попытались заменить эти оргалитовые таблички, все расстроились. Ну, значит, такая у нас местная специфика, и слава богу. 

Вообще, как выяснилось, трафаретный шрифт нашей культуре очень подходит, это какая-то очень русская вещь. Еще многим москвичам нравилось и до сих пор нравится старое шрифтовое оформление московского метро — новые буковки восприняли как слишком нейтральные и оттого безвкусные. Эти предпочтения и привыч­ки, в принципе, и есть самое ценное. Их не надо менять, их надо увязать в систему — хотя это, конечно, сложнее, чем сделать с нуля. 

Главное — убрать отовсюду к чертовой матери шрифт Arial». 

Считывать знаки, закодированные в картинках, мы пока не очень умеем — даже несмотря на эпоху победившей визуальности: достаточно посмотреть на туристов, переворачивающих карту, чтобы понять, к чему лицом они стоят. Для то­го чтобы карты помогали выбрать оптимальный маршрут, они должны хорошо читаться, быть достаточно информативными, но не перегруженными. Несмотря на долгую историю картографии, нововведения тут до сих пор возможны. Так, на новых туристических картах в бри­танских городах указаны пятиминутные радиусы — так проще решить, удобней ли добираться на транспорте или пешком.

«Карта — далеко не самый понятный для человека способ ориентироваться в пространстве. Когда исследователи Шарлотта Линдсей и Уильям Лабов просили американцев описать их квартиры, 75% дали описание маршрутного типа: ты входишь в дверь, налево это, направо то — так нам ориентироваться проще. Скажем, в торговом центре «Охотный Ряд» есть карта, можно понаблюдать, как ей пользуются: люди подходят, пытаются разобраться, потом находят охранника и спрашивают, где такой-то ресторан. И сам жанр карты человечество освоило не сразу. Например, карта для паломников в Иерусалим сперва состояла просто из устных указаний, потом появились рекомендации, где заночевать, и уже сильно позже — рисованный вариант». 

«Самая большая степень наследственного безобразия с картографированием наблюдается в московском наземном общественном транспорте. На этих схемах вообще нет районов, изображены там маршруты троллейбусов отдельного парка. А транспортные схемы — важнейший инструмент для мобильности в городе. Преподаватель NYU Wanger Жан Гуо анализировал выбор пути на основе схемы метро: выяснилось, что люди зачастую выбирают более длинный и неудобный маршрут, потому что на схеме кажется, что он быстрее. Он даже шутил, что один из способов разгрузки конкретных линий в метро — введение соответствующих искажений в схему».  

«То, что в Москве точно надо улучшать, причем срочно, — это ситуацию с картами на остановках общественного транспорта. Эта карта должна помогать сделать пересадку или найти близлежащую улицу. Сейчас есть только абстрактные схемы, которые скрывают даже связи между автобусными, троллейбусными и трамвайными маршрутами и ничего не знают про соседние улицы. Не говоря уж о том, что остановка может называться именем улицы, которая от этой остановки в 500 метрах. 

Я общался по этому поводу с Мосгор­трансом. Оказалось, что там есть две независимые, сидящие в разных здани­ях структуры. Одна отвечает за внешнее оформление на остановках, а другая — за то, что внутри транспортного средства. В результате в троллейбусе одна графика, а на остановке — другая. А все потому, что кто за что отвечает, тот там и зарабатывает на рекламе». 

«Когда мы проектировали парк «Царицыно», то установили информационные стенды с картами. Но сами мы эти карты не рисуем, не приклеиваем, это не наша работа. Дирекция должна заказать изготовление карты специальной фирме, однако все зависит от их желания тратить на это деньги и силы. В «Царицыно» мы дали дирекции парка наш рабочий чертеж, убрав с него лишнюю информацию, а они его просто взяли и расклеили. Ну, хотя бы понятно, где что находится». 

«Я очень люблю карты, города и все, что с ними связано. И уже более 10 лет я перемещаюсь по городу на велосипеде. Два года назад я решил нарисовать карту с велосипедными маршрутами, которая сыграла важную роль в популяризации велодвижения в городе. Мы выпустили еще несколько обновленных версий и разработали систему знаков, которые наносили на асфальт и вешали на столбы». 

 
Почившие киоски Мосгорсправки — это вполне прогрессивный и недооцененный способ помощи потерявшимся туристам. По сути — аналог европейских Tourist Info, в которых главное — не наличие бесплатной карты, а консультанты, которые объясняют, как и куда пройти. Рассказ позволяет воспринять маршрут телесно — здесь поворачиваете направо, потом по левую руку видите собор — и в результате запоминается лучше. Правда, в московском метро есть жуткие красно-синие стелы — там не только кнопка «SOS», но и возможность узнать любую полезную туристу информацию. Но туристы ей не пользуются — отчасти потому, что не догадываются о ее существовании, а отчасти потому, что в шуме подземки все равно ничего не услышать».   

«Видишь в метро недружелюбные и грустные надписи, что контролер справок не дает, и думаешь: почему же в таком богатом и большом городе нет сил восстановить существовавшую справочную систему? Очевидно же, что запрос есть, а контролеру не платят за знание окрестностей. В лондонском метро практически нет вайфая, телефоны плохо ловят, зато сотрудники все знают и с удовольствием вам все покажут и расскажут». 

Группа опознавательных знаков, которая переключает внимание горожанина и сигнализирует о границах пространства: разметка, направляющая по дороге, цветовые акценты, архитектурные стили и т.д. Можно использовать даже звуки. Так, в токийском метро, где на одну платформу приходят поезда разных веток, их сопровождают разные мелодии. А в московской подземке при движении от центра остановки объявляют женским голосом, а к центру — мужским. 

«Я не сторонник прямолинейных указателей вроде «Третьяковская галерея там» — у нас в городе они сливаются с рекламой и превращаются в визуальную кашу. Если среда организована грамотно, она сама выводит человека на нужный объект. Мож­но направление основного движения за­дать аллейной посадкой деревьев или ри­сунком мощения, можно работать с фак­турой дороги — обратите внимание, что пешеходные зоны всегда более шероховатые. В Нью-Йорке эти приемы отлично использованы в проекте Хай-лайн-парка, в Чикаго — на площади Миллениум-парка. Но готовых учебников на эту тему пока не существует. Нормируются лишь приспособления для слабовидящих». 

  

«Система ориентирования связана не толь­ко с указателями, но и с психологическим восприятием пространства. Так, водители постоянно пропускают заезд на Садовое с Яузы, потому что он недостаточно широк. Ты просто не веришь, что такая узкая до­рожка ведет на значимую магистраль». 

«Люди руководствуются привычками и здравым смыслом. Есть такой теоретик социологии повседневности Гарольд Гарфинкель, одна из его лекций так и называется — «You don’t need signs» («Вам не нужны указатели»). Скажем, на станции метро «Охотный Ряд» указатели велят переходить в центре зала, но все москвичи делают это со стороны Дома союзов, где выход к Большой Дмитровке: им кажется, что там путь короче — не надо по ступенькам ходить. Если вы напишете на узкой тропинке, что она ведет к театру, человек все равно пойдет по соседней, которая шире, — она сама по себе читается как «толпа ходит сюда». 

«Мы пытаемся проработать отличительные элементы для различных районов го­рода, чтобы человек понимал, где он на­ходится. Сейчас разработаны комплекты городской мебели в пяти стилях — для территории внутри Бульварного кольца, внутри Садового и трех разновременных ко­лец новостроек. Думали еще выделять районы цветом, связав это с географией: в северных районах использовать синие оттенки, на юге — красные. Но решили, что северным будет грустно. В итоге думаем ориентироваться на доминирующие цвета герба каждого района». 

«Советские проектировщики были уверены, что все лучше знают. В результате по­являлись такие вещи, как орнаментальная разбивка пешеходных дорожек — без ог­лядки на то, как удобно. Люди в ответ протаптывали тропинки посреди газона, такая вот самодельная навигация. А власть им — заборчики или штрафы. Но можно контролировать пространство другими способами — скажем, если на площади сочетаются деревянная и каменная поверхности, большинство предпочтет деревянную. А можно сделать места нарочито противными — или транзитными, как в случае с аэропортами». 

Сергей Брин в Google Glasses

«Дополненная реальность» (augmented reality) — популярнейшая тема для мо­бильных приложений. Идеал дополненной реальности — это «взгляд Терминатора»: перед вашими глазами появляется информация о том, что вы видите и где находитесь. Пока в свободную продажу не поступили очки от Google, которые вроде бы уже существуют и именно это и умеют делать, приходится справляться при помощи мобильных телефонов. Им активно подыгрывают городские власти разных стран — и в том числе московские: Департамент культурного наследия Москвы в этом году начал развешивать на памятники таблички с QR-кодами — просканировав такой код смартфоном, вы попадаете на страницу сайта Москомнаследия, рассказывающую историю дома, на котором висит табличка.

«Системы навигации в городе, по сути, уменьшают асимметрию информации, выступают посредниками между горожанами и городом. Мобильные технологии выполняют эту задачу намного эффективней и очень скоро убьют потребность в «металлических знаках на палках». Раньше я говорил это как дежурную фразу, так как это будущее казалось лишь относительно скорым, но прототип оч­ков Google, выпущенный считаные дни назад, доказывает, что мы уже живем в будущем». 

«Карта в телефоне сегодня отвечает ­только части запросов — к примеру, пока строения бывают помечены нечет­ко или вообще отсутствуют, потому что только возведены. Но даже когда теле­фон научится без ошибок рассказывать о любом объекте перед тобой, этого будет недостаточно. Ориентирующая информация должна помогать не только в понимании, где ты, но и в нахождении кратчайшего и наиинтереснейшего пути».