Много шума

Иван Кайдаш

Подвал, в котором мы сидим и разговариваем, репетиционная база в здании за­брошенного завода рядом с Москва-Сити, — это место действия книги барабанщика Паши «Последний альбом», одноименной второму альбому Нойза. Книга такая фантастическая, в стиле Дмитрия Глуховского: ядерный удар по Москве застал музыкантов в подвале, кроме них, на свете не осталось вообще никого, они сидят и записывают непонятно для кого свой последний альбом. Книгу я читать, конечно, не буду, но когда Иван Алексеев (Нойзом он называет себя с пятнадцати лет) рассказывает о себе, становится ясно, что сюжет этой книги объясняет все последние общественно-политические скандалы с участием Нойза. Реальность, к которой мы привыкли, вряд ли тянет на постъядерный пейзаж, и вряд ли биография Нойза исчерпывающе описывается сидением в изолированном от наших новостей подвале, но все равно становится понятней, почему в последние месяцы Нойз так часто огорчал московских либералов, которые уже были готовы считать его своим героем наравне с Шевчуком.

Вот он говорит о своем волгоградском аресте: «Десять суток сами по себе неадекватная мера, а для меня это произошло в период, когда я никак не должен был отсутствовать (арестовали Нойза 31 июля, а 29 июля у него родился сын Василий. — О.К.). Я присутствовал на родах, я сутки после этого был с женой, мы договаривались, что я отменю ближайшие концерты, чтобы первые сутки после рождения побыть с семьей. И в Волгоград я, по идее, не должен был ехать. Решили, что все нормально, с ребенком посидит сестра старшая. Утром выступали на Пикнике «Афиши», в тот же день полетели в Волгоград». В этом сюжете просто нет места для гражданской позиции, которая в сочетании с публичными извинениями перед волгоградской милицией стала поводом для упреков со стороны новых поклонников. Да и все остальные эпизоды, за которые Нойза разлюбили те, кто несколькими месяцами раньше его полюбил, тоже в его изложении выглядят понятно и логично. На концерт на Пушкинской в защиту ­Химкинского леса «при всем уважении к Юрию Шевчуку» не пришел, потому что «узнал, что это акция политически ангажированная, что в ней участвуют не только экологи, но и конкретное политическое движение»: «Не хочу связываться с конкретными политическими партиями, все исторические примеры сотрудничества творческих людей и политических партий заканчивались трагически. Не хочу быть рупором политических сил. Лучше быть независимым источником информации». О сделавшей его героем немузыкальной аудитории песне «Мерседес S666» (саму песню написал, потому что во врезавшемся в «мерседес» вице-президента ЛУКОЙЛа «ситроене» погибла сестра его подруги Ольга Александрина) вспоминает почти с раздражением: «Многие люди не признавали ничего, кроме этой песни. Был такой нездоровый копи-пейст. Мне стали приписывать роль музыкального фаст­фуда, мастера социальной однодневки. Но это же не песня, это реакция на событие, нечто сиюминутное, близкое к публицистике, такой баттловый жанр». По поводу баттлового жанра, наверное, стоит пояс­нить. Это раньше выполняемые на время творческие задания вперемешку со взаимными подначками участников ассоциировались с КВН. А после фильма «Восьмая миля», в котором Эминем побеждал в батт­ле рэпера Папу Дока, в эти игры стала играть и русская молодежь — и Иван Алексеев тоже.

Почему именно хип-хоп — понять трудно. Отец был у себя в Ярцево районным шансонье, работал в ДК и пел в ресторанах; сам Нойз увлекся музыкой, когда услышал The Beatles и в десять лет начал играть на гитаре — до сих пор гордится, что прямо в середине учебного года смог поступить в музыкальную школу. Побеждал на каких-то конкурсах самодеятельности, ездил выступать в сельские районы Белгородчины (после развода родителей мама увезла его из Ярцево в Белгород). Черт его знает — может, если бы не переехал в Москву, пел бы у себя в Белгороде какие-нибудь романсы под классическую гитару? Но он переехал в Москву и поступил на факультет информатики РГГУ. Теперь он называет себя сомнительным гуманитарием, потому что остальные участники группы, бывшие его соседи по общежитию, — социальные антропо­логи, то есть гуманитарии не сомнительные. Группу, которая сначала называлась пацифистски Protivo Gunz, собирал сам в общежитии и очень гордится, что состав ее практически не менялся, несмотря на годы в шоу-бизнесе и давление лейблов: «У них был аргумент, что мы очень ­хреново играем, что было тогда правдой, но для меня важнее, что это друзья, а друзья научатся играть». Прежде чем начать участие в баттлах, которые как раз с середины нулевых стали регулярно проводить всякие коммерческие структуры, ориентированные на молодежное потребление, группа с год играла на Арбате, а Иван и жил там же, в съемной квартире с приятелем Пашей и его сестрой. «Квартира была дерьмовая, дико обшарпанные стены, мы все спали на полу. Однажды Паша решил принять ванну и затопил соседа снизу, который в итоге ломился в квартиру с ножом, дико угрожал, наорал, потом нажаловался хозя­ину квартиры, и нас оттуда выперли». К моменту выселения, впрочем, Иван уже был победителем нескольких баттлов, в том числе в рамках фестиваля уличной культуры «Урбания», на который его в 2005 году впервые пригласили в качестве судьи. «Урбания» — это десять фестивалей в десяти разных городах, судье платили гонорар, и в Москву Иван вернулся с заработанной тысячей долларов — говорит, что деньги казались ему невероятными. Потратил он их на запись материала, впервые в жизни работая в студии. Первая записанная песня называлась «Не грози Владимирскому централу» — «песня о том, как чернокожий наркокурьер перевозит в своем желудке героин, ­чтобы передать его своему компаньону белому, который ждет его в аэропорту». В 2006 году не без помощи своего нового друга Юры Хобота из группы «Каста» Нойз подписал контракт с лейблом «Респект Продакшн». У «Респекта», в свою очередь, начинались отношения с Universal, и первый альбом Noize MC должен был стать первым совместным проектом двух лейблов — маленького российского и гигантского глобального. Как раз во время этих переговоров у Нойза вышел клип «За закрытой дверью». «Кто эти парни? Разыщите их, пока не поздно! <…> Это наши будущие звезды, я серьезно!», — воскликнул, услышав наше демо, босс Universal». Иван говорит, что это совпадение и что песня была написана еще до возникновения в его жизни «Юниверсала», в каком-то очередном интернет-баттле. Что такое интернет-баттл? Дается тема для отборочного раунда, все присылают по треку длительностью одна минута и весом один мегабайт. В тот раз было тысяч шесть участников. Из них отбирают две тысячи, совсем откровенный шлак отбрасывают, дают вторую тему. Это была тема «За закрытой дверью». Контракт с «Юниверсалом» — то ли 120, то ли 150 тысяч долларов, точно он не помнит, — собственно, и сделал Нойза настоящей звездой. Об этом периоде, впрочем, Нойз вспоминает без восторга: с «Юниверсалом» они расстались на стадии ­записи первого альбома— «им оказалось неинтересно нами заниматься, нам неинтересно с ними работать». Сейчас делами группы занимается ее собственный менеджмент, большого контракта нет.

Я разговариваю с Нойзом второй раз в жизни, и мне даже уже почти не трудно скрывать, что я совсем не музыкальный журналист и что Нойз интересен мне как герой общественной жизни. Он называет даты, и я машинально накладываю их на свой собственный учебник истории — украинская революция, мода на молодежную политику, Кондопога и «русские марши», «марши несогласных» и далее вплоть до Химкинского леса. Фестиваль «Урбания» (который сам по себе — не более чем большая рекламная акция шоколадных батончиков «Сникерс»), ротации на музыкальных каналах, которые никто не смотрит, и прочие эпизоды его биографии кажутся на этом фоне слишком глянцевыми и почти ненастоящими, а когда он называет своими кумирами Сергея Есенина, Владимира Маяковского и Курта Кобейна, звучит это даже как-то пародийно, особенно когда он показывает на свою одежду: толстовка, кроссовки, футболка — все Adidas (у группы контракт с этой маркой). Важно понимать: он действительно из другого мира, отсюда вся эта неуклюжесть его политических и околополитических высказываний, извинения перед милиционерами и прочее заставляющее в нем разочаровываться тех, кто вчера был готов его полюбить. Но можно только догадываться, как выглядит та Россия, в которой, как нам кажется, живем мы, — как она выглядит, если смотреть со сто­роны интернет-баттлов и фестивалей городской культуры, на которых Нойз был судьей в те далекие годы, когда никому не приходило в голову интересоваться его гражданской позицией.