Мертвая зона

Я никогда не был уверен, что идея вывести весь государственный аппарат, а заодно финансовый центр за пределы города Москвы — лучшая на свете идея.

Конечно, проще построить новый дом, чем отремонтировать старый, тем более исторический. Я видел достаточно много городов, даже столиц, где вся респектабельная, богатая и чиновная публика покинула загазованные центры и перебралась в свежие приморские, предгорные или просто сельские предместья. Хорошо еще, если это города сильно туристические — вроде Флоренции. Тогда освободившийся центр заполняют туристы. Но если не сильно или если он настолько огромен, что никаких туристов не хватит, — то (и это наш случай) покинутый и неотремонтированный, не нужный местным богачам и чиновникам центр заселяют мигранты, нелегалы, работящие и не очень выходцы из городов и сел. Такова судьба Афин, Рио, Тегерана, Йоханнесбурга, Дели, Стамбула, Брюсселя, еще недавно Барселоны, да много их, таких судеб. А во что превращается нью-йоркский Сити, когда по вечерам его покидает и разъезжается по домам деловой и финансовый центр? В мрачные ущелья — приют темных личностей и бомжей. И конечно, если Кремль перевести с баланса Министерства двора Его Величества на баланс Министерства культуры, из раздела «центр власти» в раздел «памятник истории», будет ли он так свежевымыт и выглажен? Так что не знаю, хорошо ли городу, если вся власть из него уедет. А хорошо ли от этого власти?

После пробуждения гражданского общества у власти случился непростой выбор. С одной стороны, управлять из центра не очень лояльного, самостоятельного, независимого, не слишком расположенного к тебе города беспокойно, иногда неуютно. То водители гудят кортежу, то митинг соберут в опасной близости от Кремля и прочих правительственных учреждений. А если переехать от всего этого подальше, то вроде как и лучше. И воздух свеж, и езда быстра (а какой русский не любит), и забором можно оградиться красивым и надежным, и никто не гудит, и кто поедет протестовать и маршировать под окнами в такую даль? Да еще, допустим, зимой. Никто не поедет, триста городских сумасшедших активистов. Спокойно, значит, экологично, современно. Правишь из своего Сколково, из своей политической иноземной слободы, из своего новейшего Иерусалима, беды не знаешь. Это, допустим, так думает Медведев.

А Путин, допустим, понимает иначе. Не только человек красит место, но и наоборот. Кремль — центр силы и славы, главная эрогенная зона Москвы, магнитный полюс, на который сами собой поворачиваются все стрелки, и головы, и глаза. И потому что уже привыкли за поколения. И потому что красивый, хорошо стоит.

Кто в Кремле — тот и власть, Кремль — синоним власти. Ее сакральный контур совпадает со стенами и башнями. Там небоскреб Ивана Великого. Там флаг. Где ты так поднимешь в Сколково или в Ново-Огарево флаг, кто там его заметит? Флаг над Ново-Огарево — и не флаг вовсе, а так, тряпица. А в Кремле — там знакомые и вожделенные каждому русскому с детства Царь-пушка и Царь-колокол. Как скипетр и держава. Как альфа и омега. Как гром и молния у Юпитера. Какие ядерные ракеты сравнятся по силе воздействия с Царь-пушкой и Царь-колоколом? Нету таких ракет. А вид с Большого Каменного моста, а вид с Большого Москворецкого? Где в новой Москве такой вид? А если это все просто вот так сделать музеем, это ж получается, кто в этот музей зайдет — тот и власть. Уго Чавес, когда в 1992 году пытался совершить переворот и захватить власть, занял дом-музей Симона Боливара и оттуда отдавал приказы. Переворот не удался. Но это потому, что у него музеев Кремля не было.

Путин понимает, что когда утро красит нежным светом стены древнего Кремля, то это оно и его красит, и он сам моложавый и бодрый и одновременно древний. И что ежели бессмертное величие Кремля невыразимо смертными словами, так это частично и к нему относится. А у Ново-Огарева или Горок-10 — какое бессмертное величие? Только комфорт и понты. Покинуть древние стены с пушкой и колоколом — это почти как расстаться с частью власти, с лучшей, священной ее частью. Разве можно сравнить обитателя Кремля с обитателями новой Москвы?

Но если власть остается в Кремле, да еще строит рядом правительственный квартал — что это значит для города? Кроме того, что Кремль будут продолжать вовремя ремонтировать и в центре Москвы по-прежнему будет дорого и престижно жить и обедать?

Большевики стали обитателям Кремля довольно случайно и сперва использовали его по старинному утилитарному назначению — как замок. Из Питера надо было бежать: слишком близко Юденич и Антанта. Бежать пришлось в город не сильно дружелюбный: власть тут, в отличие Питера, пришлось брать штурмом, с кровью. Вот и поселились все вместе за стеной, закрыли ворота, Петька, ты меня видишь, и я тебя нет, ух, хорошо замаскировались.

Так прожили в своем кафкианском замке взаперти сорок лет, два почти поколения — с женами, детьми, любовницами, няньками, мамками, адъютантами, ординарцами и дальними родственниками из деревни, дети их играли в Царь-пушку и Царь-колокол, а другие советские дети пушки с колоколом не видели, только отличники учебы, на экскурсиях к дедушке Калинину и когда на съездах дарили товарищу Сталину букеты в обмен на счастливое детство. Кремль открыли для свободного дневного посещения по билетам только в 1955 году.

Но если сами они с чадами, дядьками и мамками в Кремль поместились, то вот ординарцы и адъютанты — не все. Многовато оказалось. В государстве, которым, по идее основателей, должна была научиться управлять каждая кухарка, выяснилось, что люди не умеют управлять собственным домом, полем, огородом — про заводы и пароходы мы не говорим. Так на месте бывшего делового центра Москвы в Китай-городе, первого московского Сити времен первого русского капитализма, с жизнью, банками, конторами, акционерными обществами, магазинами, трактирами и доходными домами, возник правительственный квартал секретариата ЦК ВКП(б) — с кабинетами, охранниками, спецраспределителями дефицита, целыми перекрытыми переулками, с церквями, к которым перекрыт доступ... Один из самых ярких моментов моей московской жизни — 21, кажется, августа 1991 года, когда КПСС запрещена стремительным указом и у многочисленных запертых новой властью подъездов, ворот и шлагбаумов правительственного квартала толпятся растерянные партийные клерки и недоумевают — как так, кто-то их не пускает к себе, их, главных чиновников страны, в ее главное учреждение.

Бывший квартал ЦК, однако, так и не был возвращен к жизни — там теперь Администрация Президента, и ни трактиров, ни театров, ни доходных домов. Это до сих пор одно из самых мертвых мест Москвы. Честно говоря, не вспоминаю в центре никакого другого большого города такой мертвой зоны.

К этой скоро добавилась другая — опричный квартал возле «Лубянки», между Большой Лубянкой и Рождественкой. И там конторы, шлагбаумы, люди в черном, сменившие людей в галифе. Еще одна мертвая зона в самом центре, в 1990-х чуть разбавленная кабаками, — это когда опричники перестали питаться исключительно в служебных столовых.

Теперь, когда говорят про правительственный квартал в центре Москвы, я представляю себе еще одну мертвую зону в самом центре. Наш Бог почему-то любит, чтоб всего было по три. Представляю себе этот еще один правительственный квартал и заранее начинаю скучать.

А что касается выведения вузов за городскую черту, так это прямое следствие строительства правительственного квартала в центре. Студенты — публика как раз самая живая, беспокойная, непослушная. Шутят над городовыми. Иранский шах, который во многом был лучше нынешней иранской власти, студентов за это не любил, университетов в стране не строил, а желающих поучиться с удовольствием отпускал за границу. Но он американская марионетка, а нам так делать непатриотично. Если власть передумала выезжать под Одинцово, куда не доедут даже самые беспокойные и недовольные студенты, и остается в центре, возле пушки и колокола, то пусть тогда студенты едут под Одинцово. А у нас тут будет правительственный квартал, и тишина, и пустые улицы, в которые по вечерам не всякий зайдет даже до половины, чтоб не заблудиться.