Мебиусова дорога

Взойдя на просторы Никитского бульвара, я поначалу не заметил ничего подозрительного. Обычные для этих широт достопримечательности почти все на месте: вот дом Гоголя №7а, а вот дом Огарева (он же бывший Кинотеатр повторного фильма – затянут в сетку, но пока цел). В полном порядке жемчужина русского ампира – дом Луниных работы великого Жилярди – и огромный дом №12, славящийся тем, что в нем проживала прекрасная невеста сыщика Шарапова (чтобы опознать этот длинный, совершенно питерский двор, надо войти в калитку между домом и лунинским флигелем). Благополучен Центральный дом журналиста, в стенах которого Пушкин танцевал на балу с женой-красавицей на следующий день после свадьбы. Здесь и буфет функционирует, и лица за столиками совершенно те же, что от века. Только рядом с Домжуром зияет мемориальный пустырь – это не поздоровилось прославленному Соловьиному дому, помнящему Пушкина, Грибоедова, Рылеева, Ференца Листа и так далее. Зато скоро на его месте возникнет так необходимый бульвару торгово-офисный комплекс площадью в 27 000 кв. м.

Одним словом, все нормально. Но не зря о коварстве Никитского бульвара еще в далеком 1918 году предупреждал Владислав Ходасевич:

В темноте, задыхаясь под шубой, иду,

Как больная рыба по дну морскому.

Трамвай зашипел и бросил звезду

В черное зеркало оттепели.

Раскрываю запекшийся рот,

Жадно ловлю отсыревший воздух –

А за мной от самых Никитских Ворот

Увязался маленький призрак девочки.

Я всегда относился к этому стихотворению как к реалистичному описанию симптомов неаккуратной или несвоевременной опохмелки. Но теперь вижу, что дело гораздо сложнее. Ведь именно здесь Гоголю пришла в голову нелепая идея сжечь второй том «Мертвых душ». Да и к непристойным порывам и низменным весельям Никитский располагает более прочих. Тут, стало быть, и Пушкин развлекался, и Шарапов времени даром не терял, и гнусный притон сомнительных элементов, описанных Булгаковым в «Зойкиной квартире» (дом №15), копошился. И кот на подножке трамвая здесь катался. В доме №13 когда-то размещалось характерное Общество распространения практических знаний между образованными женщинами. А путеводитель 1881 года прямо так и указывал: «Вечером бульвар служит большей частью для милых свиданий». И сейчас то же самое: на каждой второй скамейке образованных теток тискают.

О нет, московские бульвары совсем не так просты, как может показаться с первого взгляда. На самом деле они своенравны и безнравственны. Они завлекают и морочат, словно морские сирены, они манят иллюзией покоя и безмятежности, а потом искушают душу сомнениями и соблазнами, заставляют блуждать по кругу. Проложив краеведческий волок, соединивший водные трассы бурных рек Яузы и Черторыйки, я бросил непредусмотрительный вызов неведомому. Змея укусила себя за хвост; Бульварное кольцо замкнулось и оказалось никаким не кольцом, а таинственной лентой Мебиуса.

Теперь я расскажу вам про страх и ненависть на Никитском бульваре. Расскажу, как это заколдованное место неоднократно сбивало с истинного пути меня и моих нерадивых коллег-краеведов. Прошлой зимой встретились здесь с ребятами после работы с твердым намерением пройтись полчасика и поехать по домам: всех ждали семьи. Проснулись в Гороховце.

С вами такого не бывает? У меня с периодичностью в три года: выходишь подышать перед сном, а потом вдруг – Ярославль, Торжок, Владимир. И характерно, что старт почти всегда берется откуда-нибудь из окрестностей Никитских Ворот. А один мой знакомый как-то раз познакомился здесь с маргиналами, которые активно готовились к отправке в Питер, им пару часов оставалось до поезда. Проснулся на рассвете в противоестественной позе, свисая с перил горбатого моста через питерский канал. «Ну, – думает, – сволочи, завезли да бросили!» А у самого в кармане денег даже на пиво не хватит. Народу на улицах ни души, он бродит по улицам и совершенно не представляет, как жить дальше. Увидал ларек со спящей продавщицей, разбудил ее. «Тетенька, – кричит, – скажите, это Ленинград?»

– Да, блин, Ленинград! – зло ответила тетка и захлопнула форточку.

В полнейшем недоумении побрел человек по северным улицам и уже готов был от отчаяния броситься в студеные невские воды, как вдруг краем глаза увидал луч надежды в узкой щели между домами. Не веря счастью, сделал два шага назад и действительно увидел ее – прекраснейшую из путеводных, немеркнущую звезду Спасской башни. Оказалось, что он спал на набережной Водоотводного канала.

Ну и в этот раз не обошлось без происшествий. Пошел на Одессу, а вышел к Херсону. Пришел я на бульвар с твердым намерением досидеть до первых петухов, разобраться наконец со всей этой чертовщиной: котами, починяющими примусы, и бесплотными девочками. Но ближе к полуночи вдруг снова повстречал приятелей. И что вы думаете – я действительно досиделся до петухов, то есть буквально-таки был разбужен веселым кукареканьем. По счастью, это была Москва, только уже не Никитский, а Солянка. Я лежал, распростертый на крыше высоченного дома, в головах у меня стоял примус (!) с кастрюлей остывших макарон, а вокруг громко орали петухи. Откуда в 2004-м петухи на Солянке? По-моему, это не менее странно, чем говорящие кошки.

Ту самую нехорошую девочку я, кстати, тоже видел, только не буду об этом рассказывать. Я ведь уже давно блуждаю по этим опасным краеведческим дорогам, семью на три месяца на юг отправил, и присмотреть за мной некому. Посуду вымыть некому, а взять заблудшего краеведа за ухо и вытянуть из этого заколдованного круга никто не догадался. И вот брожу я по бульварам в растерянности, потому что уже не знаю, что может ждать меня за следующим поворотом. Стыдно такое говорить, но все-таки хорошо, что лето иногда кончается.