Люди большого города: водолаз Николай Колпаков

О том, что топят москвичи

В конце 1980-х — 1990-х водолазы в Мос­кве были на вес золота. Мне каждый день звонили, просили помочь. Наша школа водолазов плотно сотрудничала с Петровкой, 38, по криминалу, мы доставали для них со дна рек и водохранилищ оружие, расчлененку, части тел в бетоне и коврах. И как спасатели работали — людей доставали. И заказы на подъем утонувших машин и снегоходов получали — за зиму вытаскивали несколько машин и хорошо жили.

Сейчас люди тоже постоянно что-нибудь топят — телефоны, рации, часы, золотые украшения, транспорт, но к нам все реже обращаются за помощью, потому что у лю­дей стало получаться с МЧС договариваться. Правда, они людей спасают, за вещи берутся реже — как договоришься. Но в сложных случаях эмчеэсовцы все равно к нам за помощью идут.

О морской школе и Филиппинах

У меня старший брат служил на атомной подводной лодке в Тихом океане, и я всегда любил морскую форму. Когда в 1980-м я пришел в военкомат, меня хотели в авиа­цию отправить, но я наотрез отказался и договорился в итоге до аквалангиста. Так я впервые попал в Московскую морскую школу (нынешний Московский морской учебный спортивно-технический центр ДОСААФ России. — БГ). В былое время она выпускала по 600 специалистов в год — ребят готовили к службе на Севере, на подводных лодках, кораблях, готовили электриков-специалистов на суда и, конечно, водолазов. После окончания я служил аквалангистом в Севастополе, а в 1984-м вернулся в Москву и пошел ра­ботать водолазом-инструктором в родную школу.

Сейчас я все больше преподаю, чем ра­ботаю «в поле». Если вытаскиваю, то в основном снегоходы, последний раз — прошлой зимой. Машины и снегоходы поднимают, ремонтируют, и они снова работают. Сейчас снег сойдет, лед растает, и снова можно будет идти поднимать все, что за зиму нападало.

Для меня каждое задание — новое спортивное состязание, вызов. У меня есть вся нужная техника: передвижная станция ЗИЛ-31, дежурная барокамера, водолазный катер, средства для размывки грунта, пе­реносная кислородная барокамера, телефонная станция.

В последнее время я еще много времени провожу на Филиппинах — езжу от школы обучать дайверов. На Филиппинских островах сейчас дайверский бум, русских больше, чем в Москве. Там такая красота! Острова, акулы всех видов, кораллы, цены хорошие. И много воды.

О семи снегоходах

Самый сложный случай в моей карьере произошел лет пять назад, когда четыре брата поехали кататься на снегоходах по замерзшей Москве-реке в Подмосковье, под ними провалился лед, снегоходы утонули, но ребята выбрались, остались живы. Их отец и два его друга поехали расставлять буи — это такие поплавки, которые крепятся ко дну якорем на тросике, чтобы потом место, где затонули снегоходы, можно было найти. Лед снова провалился, утонуло еще три снегохода, все опять выжили. Позвонили мне и попросили достать технику.

Шесть снегоходов мы нашли достаточно быстро, но вот седьмой, самый дорогой, искали долго. Хозяин уехал на рождественские каникулы, а его помощник, который в его отсутствие управлял домом, не очень хорошо знал местность. Мои напарники в какой-то момент сказали, что надо сворачиваться: территория поиска огромная, 200 на 200 метров, местность никто не знает, лед, зима, снег. Но несолидно же это: не достать последний снегоход-то. Поиски продолжались неделю, по два-три спуска в день, один спуск в пределах сорока минут. В итоге я предложил разбить этот квадрат на 16 прорубей и проверять в каждой площадь 50 м². Рукоятку снегохода я нащупал в третьей проруби — мои напарники сначала подумали, что я шучу, когда я подал сигнал.

О Москве-реке, Яузе и вещдоке

Подледные заходы самые опасные — видимость в Москве-реке никакая, мрак такой, что никакой профессиональный фонарь не берет, поверхность закрыта, наверху стоит помощник, который должен следить за страховочными сигнальными тросами, чтобы они не запутались и не потерялись. Течение в Москве-реке не сильное, но есть глубокие места, работать приходится на ощупь, а, если что, страхующий водолаз должен быть готов нырнуть в воду и достать коллегу.

Самое сложное место для работы в Москве — Яуза, излюбленное место криминальных личностей: они туда трупы и оружие сбрасывают. Работать тяжело — ил, грязь, хлам на дне. Однажды я два года подряд все дно прочищал, пока искал для милиции выброшенный подследственным пистолет, который нужен был как вещдок.

Ну и не за каждой утопленной вещью в Москву-реку полезешь. Как-то у стадиона «Динамо» проводились соревнования по водно-моторному спорту, катались на глиссерах — это такие легкие быстроходные лодки. Мы там помогали, участников инструктировали. И одни ребята из Таганрога, когда шли на разворот в фарватере Москвы-реки, утопили свою лодку. Стали нас потом просить за бутылку водки до­стать им хотя бы мотор «Вихрь». Но мы не стали — там глубина 40 метров, баржи ходят, надо все движение останавливать, иначе баржа какая-нибудь мимо пройдет, винтом тебя засосет, и все.

Об утрате профессии

Профессиональных водолазов сегодня не хватает, несмотря на то что сейчас во­долазы-спасатели есть в МЧС, да и дайверов появилось много.

Когда я был молодым, нашей героической профессии обучались 6–8 месяцев, но денег государство на водолазное дело с каждым годом выделяет все меньше, и длительность обучения — и теория, и практика — сократилась до 21 календарного дня. Это неправильно все, водолаз — это не человек, который ныряет и что-то там на дне ищет, вещи достает. Это серьезная и очень тяжелая работа — мы поднимаем суда, баржи, делаем подводную сварку и резку. Нужно нырять и ставить «пластыри» на пробоины судов, откачивать воду, поднимать на поверхность утонувшее. Но в месячное обучение водолазов овладение этими навыками уже не входит — по окончании обучения водолаз умеет разве что нырять и спасать людей, а профессионалов, умеющих делать качественные подводные работы, почти и не осталось.

О музее и голове кита

Я уже тридцать лет собираю экспонаты и хочу открыть российский музей водолазного снаряжения — у меня в подвале дома собралось уже более тысячи экспонатов. Есть костюмы и аппаратура 1940-х и 1950-х годов, брезентовая рубаха 1955 го­да, фо­нари, ножи, шлемы, глубиномеры, якоря. Семь лет назад недалеко от водного стадиона из-за неправильного зимнего со­держания утонул водолазный корабль типа «Ярославец», мы его поднимали, и я себе на память оставил настоящую корабельную рынду. Даже голова кита у меня в коллекции есть — у дома лежит. Мы три года назад ездили на Баренцево море, а там на берег кита выбросило, разбило о камни, голова оторвалась, и так получилось, что море ее очистило всю. Огромная, метров десять, мы ее везли в Москву в прицепе, я думал, вонять будет, но нет, даже кипятить в специальном растворе не пришлось. Этот экспонат, конечно, не по водолазке, но зато редкость. В общем, шикарный музей будет, осталось только сделать.