Люди большого города: скульптор Константин Невзоров

В советское время был у скульпторов такой летний заработок. Собирались с друзьями, садились в машину и ездили по деревням. Где остановимся, рыбки половим, где водки попьем, где заедем в колхоз и спросим: не нужны ли вам профессионалы-художники? А в колхозе везде надо либо въездной знак поставить, либо скульптуре пионера руку приделать. По крайней мере одну, а то и обе. Немного заработаем — дальше едем. Бывало, спрашиваешь: есть металл (въездной знак должен быть из железа)? А председатель ведет тебя на колхозный двор, где стоят трактора в разобранном состоянии, и говорит: выбирай. Нас потом зачисляли в качестве колхозников-отходников, чтобы расплатиться.

О решетках на окнах

Когда началась перестройка, я сразу же ушел из Строгановки, где преподавал художественное литье, и организовал с друзьями-товарищами кооператив. Все смотрели на меня вытаращив глаза. Работа ведь была престижная: два часа в неделю со студентами, остальное время казенная мастерская — делай что хочешь. А я ушел и не пожалел. Тогда буквально за ящик коньяку можно было снять нормальный цех. Так что вскоре у меня была своя производственная база, заказы посыпались.

Тогда популярностью пользовались решетки на окна. Сейчас-то уже не заказывают — не спасет. Помню двоих клиентов из Жуковки. Один захотел красивую решетку в стиле модерн, тогда это было модно. А его товарищ мне сказал так: ты, Костя, не выпендривайся, мне решетка нужна, только чтобы успеть перезарядить. И как в воду глядел. Его потом через час после моего отъезда попытались взорвать миной направленного действия. Он уцелел и сбежал в Италию.

О Ленине и госзаказе

Ленина я делал в колхозе в Чехове, в самом начале перестройки. Причем в те времена, чтобы скульптор мог лепить Ленина, ему надо было иметь сертификат от Союза художников. Нужно было представить им свои работы, чтобы они одобрили твою «компетентность», а то вдруг образ исказишь? Эталоном всегда считалась скульптура Андреева — и ни вправо, ни влево нельзя было отходить. У меня сертификата не было, так что мой Ленин — фактически контрафакт.

Но вообще, по госзаказу я больше не работаю — ушел в самый разгар лужковского пиршества. Правда, до тех пор многое успел сделать, например фонари, лавочки, тумбы — всю уличную мебель для Камергерского переулка. Правда, лавочки все украли. И это несмотря на то что я их прочно приваривал. А половину урн из искусственного камня в первую зиму поразбивали снегоуборочные машины. Я потом посчитал: город мог на стоимость этих урн двум дворникам 128 лет зарплату платить.

​О Жар-птице и надгробиях

В начале 2000-х один клиент попросил меня сделать четырехметровую Жар-птицу. Она должна была сидеть в конце лестницы на четвертый этаж, у входа в детскую игровую комнату. Говорил, читал ребенку сказку «Конек-горбунок», и ребенок сказал, что хочет Жар-птицу и все тут. Я ее слепил из пластилина, и она долго у меня стояла, занимая полмастерской. Делать скульптуру, слава богу, не пришлось: я получил аванс, а заказчик потом передумал. Они часто передумывают.

Китчуха жуткая, но что делать, если работу дают? Делал я одному заказчику козырьки, балкон, забор и ворота. Нормальный парень из полубандитов, какой-то рынок держал. И вдруг он мне говорит: вот там у беседки я хочу поставить кованое дерево. По молодости я начал спорить: мол, ну это дурно-вкусие. А сейчас — не вопрос, я только своей подписи не ставлю. У меня трое детей и трое внуков.

Первый раз я делал надгробный памятник, когда у моего друга и одноклассника умерла жена. Потом еще несколько раз, когда просили. Это довольно прибыльный бизнес, но специфический. С одной стороны, хорошо, с душой сделанная работа стоит дорого, а с другой стороны, заказчик думает — какая ты сволочь, пользуешься моим горем. В бизнесе важна максимальная прибыль, а ее тут можно получить, только пользуясь тем, что человек находится в пограничном состоянии. У него горе, и он готов ради памяти близкого отдать любую сумму. Я всегда в таких заказах поменьше цену называю, так что это не мое.

О ширпотребе

Экономные заказчики стараются не иметь дел со скульптором, а пойти и купить готовое. Например, на рынке на Фрунзенской набережной. Фонтаны такие помпезные — под белый мрамор, с каменными цветками, или статуи из искусственного камня. Весь этот ширпотреб везут из Испании. У наших скульпторов не заказывают, потому что у нас кто-нибудь обязательно не доложит клеевой добавки, зимой статуя наберет воду — и пойдут трещины.

​О растянутом свитере

Мне часто не хватает мастеров слепить что-нибудь тривиальное. И мне советуют: съезди в Строгановку, набери студентов. Но студентов на первом курсе еще рано звать, а на пятом у них уже эйфория. Они еще сырые, а приходят и называют запредельную цену. Так что приглашаю тех, кто 5–10 лет назад окончил — вот с ними уже можно разговаривать. Они уже понимают, что не может работа мастера стоить 2 тысячи долларов в час. Голодный художник — это особый тип. Он приходит к заказчику в растянутом свитере, стоптанных кедах и грязных джинсах и просит цену за то, что он три года уже голодал, за то, что ему надо сейчас, и еще чтобы на два года вперед хватило. Естественно, никто ему ничего не заказывает.