Люди большого города: дирижер Максим Емельянычев

О кларнете и корнете

Я давно пытаюсь вспомнить в своем детстве что-то такое, что объясняет, почему я стал дирижировать. Скорее общая атмосфера в семье — она была очень творческая. Родители — музыканты (мама — дирижер хора, папа играет на трубе в оркестре), и дискуссий о том, буду ли и я музыкантом, не возникало. Но почему-то с самого детства была мечта стать именно дирижером. Может, из-за того, что папа мне постоянно приносил партитуры. Что такое валторна в строе фа и кларнет в строе си-бемоль и что вообще собой представляет оркестровая партитура, ду­маю, я узнал раньше, чем начал учиться в музыкальной школе.

Вместо школы была Хоровая капелла в Нижнем Новгороде. Там же начал заниматься дирижированием. Потом, уже имея перед собой цель — дирижирование симфоническим оркестром, поступил в Нижегородское музыкальное училище в класс фортепиано. Ведь класса симфонического дирижирования в училище нет. Он есть только в консерватории. Да и то туда обычно приходят люди уже зрелыми музыкантами, имея первое высшее образование, овладев каким-либо музыкальным инструментом. Но почему бы не рискнуть? Тем более что законом не запрещено поступать туда без первого высшего, и случаи такие были, хоть и немногочисленные. И вот — Московская консерватория и счастье учиться в классе у великого Геннадия Николаевича Рождественского.

Но чем дальше, тем больше я начинаю параллельно заниматься некоторыми другими исполнительскими профессиями. Привлекают барокко, Ренессанс, в жизни появились старинные инструменты: клавесин, хаммерклавир, корнет — барочный духовой инструмент. Ну и фортепиано никуда не ушло. И теперь я задумываюсь над другим вопросом: почему, собственно, дирижирование?

О технике и эмоциональности

В дирижерской профессии разделяют технику и эмоциональность. Техника — это аппарат дирижера. Если совсем грубо, то это умение показать, чтобы играли тише-громче, медленнее-быстрее, чтобы произошла смена размера, чтобы вступили вместе и закончили вместе. Это историческая роль дирижера. У Жана-Батиста Люлли была баттута — массивная трость для отбивания тактов, которой он, как говорят, поранил себе ногу, отчего и умер.

Но сейчас техника — это не только то, что дирижер показывает. Он может показать, а может и совершенно сознательно — чего-то не показать. Просто так «воздух сотрясать» тоже никому не нужно. 

Часто спрашивают: как оркестранты по­нимают дирижерский жест? Исторически есть ряд схем, траекторий, если хотите, по которым могут двигаться руки дирижера, но также понимание связано и с психологией. Например, есть совсем элементарные вещи, которые понимает даже ребенок. Если ребенок вытягивает руку ладонью вверх, это означает «дай мне». У дирижера это значит «дай мне больше», то есть «сыграй громче». Если ладонь вниз — значит, «нет, не надо, играй тише». Но это лишь один из простых примеров, а таких — множество.

А эмоциональность — это что-то невыразимое, о чем и говорить трудно. Но это что-то очень важное. Сила воли, может? Ну, что-то такое, благодаря чему за тобой пойдут 100 человек оркестра. Еще Римский-Корсаков говорил, что дирижирование — дело темное.

Есть разные типы дирижеров. Одни предпочитают больше репетировать, добиваются качества, и потом на концерте оно выдается — уже почти без их контроля. Некоторые предпочитают больше творить на сцене, импровизировать.

О палочке, взглядах и разговорах

Дирижерская палочка иногда делает жест точнее. Ее очень хорошо видно. Исторически она появилась в театрах, так как ее видно на большом расстоянии в полумраке оркестровой ямы. Но многие дирижируют и без нее, так как иногда руками, мимикой, взглядом можно выразить гораздо больше. Кто как любит.
Оркестранты не любят, когда дирижер много разговаривает. Профессиональный оркестр понимает дирижера очень хорошо и без слов. И это экономит время. Зачем говорить, если можно показать? Показать может только профессионал, а сказать — кто угодно.

Когда дирижируешь наизусть, это очень освобождает. Ты не привязан к нотам, открыт для общения. В дирижировании очень важен взгляд. Когда ты смотришь на людей, происходит энергетический обмен между дирижером и оркестром.

О трансформации роли дирижера

Со временем концепция, что такое дирижер, сильно менялась. Первоначально дирижер — это тот, кто просто помогает оркестру играть вместе. Но постепенно музыка становится сложнее, задач для дирижера — все больше. К XX веку роль дирижера почти сопоставима с ролью композитора в цепочке «композитор — дирижер — оркестр — публика». Он — интерпретатор, творец. Он и есть сама музыка. Это очень наглядно подтверждает сравнение романтических концертных залов и залов ХХ века. Если мы возьмем амстердамский Консертгебау или венский Музикферайн и посмотрим на их сцены, то увидим, что дирижер стоит внизу, а оркестр располагается перед ним амфитеатром. И для сравнения: ХХ век, Америка — высоченная метровая подставка для дирижера, который возвышается над огромным составом оркестра. Он царь и бог.

О своей молодости

Да, Кирилл Кондрашин говорил, что дирижер — это профессия второй половины жизни. Естественно, когда в оркестре почти все старше тебя, то непросто приходится. Тем более очень важно быть максимально профессиональным, нигде не допускать ошибок, ни в показах, ни в знании партитуры. Ты должен уметь ответить на любой вопрос и на любую шутку оркестрантов. Думать на несколько ходов вперед. Знать все о музыкальных инструментах и их возможностях. Уметь рассказать об исполняемой музыке.

Впервые я дирижировал оркестром в 12 лет. В Нижнем Новгороде. Наверное, это рано, но, именно работая с оркестром, дирижер учится. Если у каждого скрипача есть своя скрипка, у каждого флейтиста — флейта, то дирижеру, чтобы он занимался, нужен коллектив. Терпеливый. Который будет его учить. На его собственных ошибках. Хорошо, что в Московской консерватории по инициативе Геннадия Рождественского 5 лет назад воссоздали такой коллектив.

Из больших московских оркестров помимо консерваторского я дирижировал «Новой Россией» (Юрия Башмета. — БГ) и НФОРом (Владимира Спивакова. — БГ). Первый раз выходить к незнакомому оркестру очень волнительно. Например, в этом году у меня было первое общение с филармонией города Кишинева. Первые 15 минут оркестр ждет — когда же ты допустишь неточность или не обратишь внимание на плохо сыгранную фразу. Иногда специально даже что-то подстраивают — ноту могут не ту взять, не вступить вовремя. Заметит — не заметит? О, не заметил! Значит, можно расслабиться.

О демократии и иерархии

В общении с оркестром нужен тонкий баланс между демократией и диктатом. Нужно понимать, что играют на инструментах музыканты оркестра, а ты им лишь помогаешь, но в то же время ты отвечаешь за каждую ноту и за все исполнение в целом. И твоя задача — правильно настроить оркестр на работу на репетиции и на вдохновение на концерте. И появляется иерархия, где дирижер — первый среди равных.