Кирилл Кто
Об отламывании зеркал и одежде
Цель моих работ, если она нащупывается, — кого-то разбудить, а кого-то усыпить. Вот этих безумных деятелей, как Ресина, Собянина и остальных, которых мы не можем называть или можем назвать, но не публиковать, потому что они так или иначе связаны с издательским домом «Афиша», я бы вообще, конечно, усыпил. Или выдал бы грабли, лопату или веер, пусть друг друга обмахивают.
У неправильно припаркованных машин я отламываю зеркала. Да, я порчу частную собственность. В участках бываю регулярно, раз в неделю или даже чаще. Полицейские либо меня уже знают, либо я зачитываю им такой рэп, что они понимают, что смысла связываться нет. Они все тоже люди, а то, что у них появилась форма, свистки, животы, усы, некая встроенность в византийско-иерархические отношения, — это не значит, что они полные, тотальные и невозвратные идиоты. До их сердец и сознания можно достучаться, иногда они просто вынуждены соблюдать свои инструкции. Был случай, когда в одном ОВД за нас доплатили штраф — у нас не хватало денег, и они сказали: «Давайте мы за вас доплатим».
Всю свою одежду я нахожу на помойках или в секонд-хендах. В Москве провальная ситуация с одеждой. Достаточно серьезные люди, которые когда-то производили или подбирали одежду, превратились в маргиналов или асоциальных фриков — например Кеша Нилин. Люди, которые владеют всякими этими «Траффиками», — это люди с довольно поверхностными представлениями о культуре. Это все однодневки. Так устроена система потребления, ты должен что-то менять каждый год, а лучше — каждый месяц.
О местах и общепите
Я очень много стараюсь ходить пешком, и, так или иначе, на «Винзаводе» у меня мастерская. Соответственно, бываю в районе «Бауманской», «Курской», «Таганской», «Красных Ворот», немножко Чистых прудов. У меня с этими местами давние отношения и с людьми, которые здесь что-то делают, тоже давние отношения. Мне нравится вокруг Разгуляя. Китай-город испорчен, в районе Замоскворечья тоже много проблем. На Таганке, на улице Солженицына очень чисто и исторически все сохранено, но там нет никакой жизни.
Я обитаю на районе, а не на айфоне, так что питаюсь там, где окажусь. Мне друзья как-то подарили карточку «Солянки», я ее сразу кому-то отдал, потому что это позор, что у меня в городе устроили такую дрянь. Там какие-то накрученные понты.
Жральня жральне рознь. Одно дело этот Nobu, куда не каждый может зайти и не каждый знает, что это такое. Есть другой уровень жральни — шаурма-еврокафе, где ты можешь познакомиться, подружиться, можешь, в принципе, и по башке получить, но это коммуникация, это взаимодействие.
Новиков с Петуховым, открывшие «Камчатку», отчасти реабилитировались за все свои бары GQ и Vogue Cafe, я им так и сказал. Нормальное место, я там подбирал у людей, что они не доели, своих денег потратил двести рублей, рублей на тысячу просто нахапал. А что вы хотите, это пивная, отвернулся — место пропало, закон вокзала. На улице можно найти какую-нибудь еду, чипсы особенно часто попадаются.
Хорошая история — «Братья Караваевы», все очень прилично, дешево, единственное, они кучу всего выкидывают, это надо бы раздавать бездомным и не бездомным тоже.
О клубах
По всяким клубам я не хожу уже лет пять. Много ходил в конце девяностых, тогда это было очень весело, а сейчас уже не очень. Сейчас нет никакой клубной культуры. Она и тогда была некой компенсирующей деятельностью, с помощью которой люди при наличии больших проблем меняли оптику в правильной среде благодаря правильным веществам, это как оазисы, где люди прятались от внешней тоски и беспредела.
Сейчас думать о клубах — ошибка, надо думать о городе, о дворах, о развязках, даже о белых ленточках. История с белыми ленточками — это типичные weekend warriors, это никак не связано с изменениями, это похоже на то, как футбольные фанаты время от времени ходят на уличные драки, а потом возвращаются на свои заводы, в офисы, в рутину. У нас то же самое: раз в месяц можно проснуться, сходить сообща на улицу, а потом все идут обратно в офисы строить госконсюмеризм.
Главная проблема сейчас для Москвы в том, что она воспринимается людьми как гостиница
О районе и о городе
Джейн Джекобс объясняла, что сумки отнимают не там, где темно, а там, где нет людей, которые смотрят за тем, чтобы не отбирали сумки. На Тверской у нашей подруги недавно вырвали из рук сумку вместе с мобильным телефоном. Не потому что было темно, а потому что там не было никого, кому нужна Тверская как место, где не отбирают сумки, потому что там никто не живет, никто не работает, никто не воспринимает это место так — «это мой двор, мой подъезд, моя улица!». Приезжают люди, продают Vertu, всякую временную х…ню, и им абсолютно все равно. «Курская» интересна не арт-кварталом, кластерами-шмастерами, а тем, что там есть люди, которые сидят на лавках и бузят, но не допустят подобного.
Я меняю город. Стараюсь максимально, насколько возможно и еще немножко сверху. Город — это такая же работа, такой же ребенок, которому надо объяснять и которого надо воспитывать. Может, где-то он и сам себя научит, а где-то он неразумное и несмышленое дитя. Если его не регулировать, временами деликатно, а временами и жестко, то это может привести ко всяким плачевным результатам, как эти художественные арт-кластеры, которые привели, например, к транспортным коллапсам в районе Сыромятников, улицы Казакова, на «Флаконе». Более или менее решена проблема у «Гаража», но это только благодаря тому, что «Гараж» — это капля в море по сравнению с парком Горького, и еще благодаря крупным финансовым вливаниям. Очень плохая ситуация на Artplay. А «Красный Октябрь», где рулит Guta Development, — это просто кошмар, это самые тупые градостроители в Москве. Нельзя в одном месте насажать столько общепитов, не подумав о парковках.
Вспоминается проект Паши Пепперштейна, где всю Москву и вообще всю Россию надо превратить в санаторий, запретить всякое строительство и всякий снос и превратить все пространство в шапито-зоопарк. Люди не должны будут работать, они будут представлять собой бестиарий абсурда. В принципе, они могут продолжать стоять в пробках по пять часов, могут продолжать ходить в кафе Vanil и получать счет на пять тысяч за три кофе и две водки. Просто надо превратить это все в тотальный аттракцион, кунсткамеру, а не в якобы осмысленную экономическую и социальную деятельность.
Сейчас главная проблема Москвы в том, что она воспринимается людьми как гостиница. Причем не такая гостиница, где хочется поселиться, стать ее совладельцем, персонажем, а такая вот вынужденная, случайная. Через товары потребления это особенно заметно. У тебя нет, например, квартиры, но у тебя машина, или у тебя нет машины, но есть очки Ray-Ban и айпод, айфон, какая разница. Собственно, вот так все и происходит. Неудобное место для жизни, но можно тут набухаться, посидеть во «Вконтакте», почитать фейсбук — и как бы нормально.
Этот город — это наш город, город, похожий то на маразматическую бабушку, то на нимфетку, впервые попробовавшую экстази. Ситуация с транспортом ужасная, ситуацию с мусором тоже надо менять, но это не вина, а беда людей, которые не могут ничего купить без пакетов.
Этот город — это наш город, похожий то на маразматическую бабушку, то на нимфетку, впервые попробовавшую экстази
О власти
Если б я стал мэром, сразу же отказался бы от этой должности, потому что это невозможная должность. Один человек не может решать судьбу мегаполиса с населением то ли в десять, то ли в двадцать миллионов человек. Это должны решать сами люди, это должна быть не представительская демократия, а прямая демократия с постоянным контролем со стороны избравших своих избранников, а не единовременным выбором на год или больше. Есть достаточно убедительные примеры, когда граждане состоят в большом количестве сообществ по тем или иным вопросам градостроительства, по тем или иным вопросам муниципального управления, вплоть до воспитания детей, когда община или комьюнити глубоко вовлечены во все сферы существования.
Каждый житель Скандинавии состоит в десяти-двенадцати сообществах: собаководов, молодых родителей, легализации наркотиков, и они постоянно ходят на всякие собрания. И это не только западный пример, это отчасти, пускай в лицемерной и профанной форме, было в Советском Союзе. И это можно было сохранить. Я не собираюсь кого-то призывать к активным действиям, и мои коллеги-товарищи тоже, но то, что «мы здесь власть», нам стало понятно намного раньше, чем появилось движение Навального. Об этом можно громко заявлять, запускать ресурсы, а можно это просто почувствовать и начать таким образом действовать и жить.
О жителях
Если бы я был диктатором, я бы ввел жесткий ценз: человек по дороге домой с работы и наоборот должен столько-то урн убрать, столько-то машин исцарапать, стольким-то милиционерам, ругающимся матом, сделать замечания. Иначе он не имеет права жить в пределах ЦАО, ТТК, вообще в пределах МКАД, а если он этого всего не выполняет, то злостно выселяется в какую-нибудь бытовку Ногинска.
Пахотин, Жукова, Виноградов в самом начале своей деятельности, Моралес, Лимонов, Петлюра — вот люди, которые действительно сделали что-то хорошее для города, некоторые совсем давно, но сделали. «Архнадзор» — хорошие ребята. Люди, которые действительно стараются для города, не пиарятся, у них нет медийности. Например, птичник на Макаренко, его держат отличные ребята, и они не хотят, чтобы про них писали или говорили, чтобы им мешали шумихой. Они просто любят птиц и людей, которые любят птиц. Мы живем в такое время, когда важно не то, что произошло, а то, что показали в вечерних новостях и перелайкали в фейсбук.
Гоша Ташкер, мой знакомый из «Цурцума», кучу всего делает, работает по двенадцать часов в сутки, у него отличные детские мастерские. Сейчас время ускорилось, все эти ветеранские понты уже не катят, мол, в 1917 году я залез на Эверест и запустил самолетик. Важно то, что ты делаешь прямо сейчас, что ты начал делать, что ты будешь делать завтра. Либо отползай в сторону, либо продолжай рубиться.