Кремлевские кости

Я упорно допытывался у кремлевского археолога Александра Колызина, какая из его находок была самой трогательной. Ну, например, как при раскопках гробницы Тутанхамона: когда археологи вошли в запечатанную жрецами пещеру, на крышке саркофага они увидели засохший цветочек. А положила его туда вдова юного фараона три с половиной тысячи лет назад.

Александр Михайлович долго думал, потом сказал:

– Ну я однажды жука в руке держал.

– Какого жука?

– Здоровый такой, с рогами. Почти целенький.

– И что?

– Ну так... В принципе, конечно, ничего особенного. Ровесник Долгорукого.

Ведь не может же быть, чтобы человек, фактически принимающий древнюю вещь из рук того, кто ее оставил на этом месте много веков назад, не чувствовал что-то необыкновенное. Но почему-то профессионалы одинаково спокойно рассказывают и о берцовой кости какого-нибудь неандертальца, и об удивительных кремлевских кладах, которых за минувшие сто лет было обнаружено около 25.

Но несмотря на это, в Российском государстве по-прежнему нет места, которое могло бы сравниться с подземным Кремлем количеством загадок, легенд и небылиц. И нельзя сказать, что он неохотно отдавал исследователям свои секреты. В сущности, вот вам Кремль, а вот лопата – ищите на здоровье. Но в XIX – начале XX века, когда раскопкам почти ничего не мешало, в Кремле трудились археологи-самоучки Щербатов и Стеллецкий, не имеющие подобающей научной базы. А потом в Москву перебралось правительство, и Кремль стал запретным городом, каковым в значительной степени остается и поныне. Долгие годы археологи проводили здесь не обстоятельные раскопки, а всего лишь надзор за земляными работами, да и то лишь в тех случаях, когда им это позволялось. Работы, проводимые на закрытых территориях, часто вообще не оглашались. А потом расползались по ученым кругам слухи: дескать, рассказывал некий прораб о потревоженной лопатами 40-метровой галерее, полной костей и потайных дверок. В начале 1970-х в Кремле появилась собственная археологическая служба – и присутствие специалистов при земляных работах вроде как стало обязательным. Но на деле соблюдалось это не всегда. Например, в 1988 году лишь выезжающие из ворот грузовики с грунтом поведали ученым о тайном строительстве у Петровской башни.

Однако в последние годы ситуация улучшилась: археологам наконец удалось найти общий язык с кремлевской комендатурой и, что не менее важно, с простыми кремлевскими землекопами. Случайно найденная в траншее ржавая железка вполне могла бы поехать на свалку, но вместо этого была предъявлена археологам на опознание. Так явился миру знаменитый меч, клейменный германским оружейником Цицелином. Да и значительная часть кремлевских кладов обнаружена специально проинструктированными стройбатовцами.

Несмотря на многочисленные препоны, связанные с режимностью территории, на протяжении последних семидесяти лет в архивах осело огромное количество разрозненных сведений о внутреннем устройстве Боровицкого холма. Это и материалы археологических раскопок, и случайные находки, и данные, полученные при бурении геологических скважин. Всего набралось около 1 100 контрольных точек – беспорядочный ворох осколков разбитой мозаики. Было необходимо накопленные знания осмыслить. Такую работу провела заведующая археологическим отделом музеев Кремля Татьяна Дмитриевна Панова. В докторской диссертации она собрала осколки в единую картину, в значительной степени изменившую устоявшиеся представления о древнем этапе развития города-героя.

Итак, все, что москвичи до сих пор знали о древней истории своего города, сводилось, коротко говоря, к следующему. В XII веке на территории нынешнего центра стояло несколько селений племени вятичей, верховодил ими боярин Кучка. В 1147 году князь Юрий Долгорукий дал на Боровицком холме «обед силен», после чего на радостях утопил в Чистом пруду Кучку и основал на руинах бывшего феода столицу будущей Великой России. В 1156 году он построил здесь дубовую крепость, впоследствии выросшую в Третий Рим, к которому и поныне обращены взоры всего прогрессивного человечества. Сначала крепость занимала пятачок на холме у слияния рек Москвы и Неглинки, при каждом последующем расширении крепости (Калитой, Донским, Иваном III) с северо-востока (со стороны современной Красной площади) прирезались новые территории. Этапы эти отражены в известных еще со школьной скамьи живописных работах Аполлинария Васнецова.

Произведенная систематизация археологических знаний явила иную картину родной истории, более сложную и неожиданную. Причем важнейшим моментом стала реконструкция древнего рельефа Боровицкого холма. Это позволило разобраться в истории кремлевской фортификации и сделать ряд увлекательных открытий. Сейчас холм, выровненный и благоустроенный многовековой строительной деятельностью, не имеет почти никакого рельефа. Но когда-то это была довольно хитрая лесная возвышенность, изрезанная множеством оврагов. С одной стороны ее ограничивало извилистое русло Неглинки, с другой – болотистая пойма Москвы-реки. Без малого три тысячи лет назад, в раннем железном веке, на горе жили представители древней, ныне совсем обмельчавшей дьяковской культуры. Нормального дьяковца теперь днем с огнем не сыщешь, остался лишь культурный слой (гумус, насыщенный продуктами городской жизнедеятельности, этакое прессованное время) с осколками глиняной посуды да обломками глиняных пряслиц, по свидетельству специалистов, похожих одновременно и на грибок, и на розочку.

Всего на территории Кремля обнаружились следы двух дьяковских поселений. Одно стояло на месте Оружейной палаты, и от него мало что осталось. А вот остатки другого сохранились вполне неплохо. Под полом Архангельского собора найдены следы небольшого рва, осколки глиняной посуды и жженые камни очагов. К этой же эпохе относится одно занимательное научное наблюдение. С вершины холма стекали ручейки, размывавшие склон и образовывавшие внизу его небольшие уютные болотца. В них паслись местные свиньи, жрали головастиков и належивали бока. Поселенцам оставалось лишь огородить лужу загончиком. Постепенно хряки разрабатывали местность вширь, и образовывались короткие и широкие балки с крутыми склонами, очертания которых были выявлены бурением, а свиноройная характерность подтверждена специалистами-геоморфологами. Согласитесь, подобную достоверность быта глубоко долетописного периода могла бы обеспечить разве что машина времени.

За триста лет до нашей эры жизнь Дьякова городища прекратилась, однако место это посещали. Даже спустя полторы тысячи лет здесь продолжала расти роща, и, видимо, не простая. Существование ее позволило предположить, что тут находилось святилище, уважительное отношение к которому сохранялось даже во времена раннего московского христианства.

Из этой интересной детали следуют еще более интересные выводы. Оказывается, взаимоотношения древних жителей были куда сложнее, чем это представлялось раньше. Москва возникла на стыке восьми разных природных ландшафтов. Обитателям каждого ландшафта соответствовали свои методы хозяйствования, а значит, и свои интересы. И Юрий Долгорукий пришел сюда не как покоритель гордых лесных народностей, а как представитель одной из заинтересованных сторон, мирно сосуществовавших у стратегического пересечения торговых магистралей (по Москве-реке шли на север корабли из Азии, у Боровицкого холма пересекались дороги из Киева во Владимир и из Орды в Новгород). Так что, скорее всего, князь ничего здесь не захватывал и Кучку в пруду не топил. Наверняка известно, что Юрий во всем полагался на местную знать, а после захвата Киева поселился там и в наши края больше не наведывался. Кучку же он, скорее всего, поставил во главе московской дружины – иначе с чего бы город стал называться Кучковом (в конце XII века это имя официально существовало наравне с Москвой), ведь не в честь же убитого супротивника. А конфликт с местными возник уже у сына Юрия, Андрея Боголюбского, перенесшего столицу во Владимир. Это он лишил московских бояр власти, запретил заповедную рощу и вообще положил путь к самовластию и христианизации. За это кучковичи и убили князя Андрея, даже не посмотрев, что женат он на их родственнице. Окончательно же разобрался с общиной Всеволод Большое Гнездо. И, видимо, неслучайно на месте языческого городища в XIV веке был поставлен именно Архангельский храм-усыпальница – символ княжеской власти.

Первая крепость на Боровицком холме представляла собой небольшое овальное в плане укрепление с одними воротами, располагавшееся не на мысу холма (как принято считать), а на месте нынешнего Кремлевского дворца, подле тянувшейся через холм Владимиро-Смоленской дороги (илл. 2). Служила крепость местом пребывания княжеской дружины. Отряд, видимо, был довольно большой и прожорливый: под газоном между Царь-пушкой и Ивановской звонницей обнаружена дорога, мощенная коровьими челюстями. Сам же Долгорукий, которому не было нужды прятаться от вятичей за стенами крепости, во время своих редких наездов проживал как раз на мысу.

В 1156 году на холме была выстроена большая сосновая крепость, которая перекрыла Владимирскую дорогу (илл. 3). Два въезда были защищены земляными захабами, в одном из которых, кстати, и нашли тот самый меч Цицелина, явно потерянный при штурме ворот, скорее всего, Глебом Рязанским в 1177 году. Но и это был еще не город, а пункт сбора войск. Поэтому при своих просторных размерах (около 14 га) крепость внутри оставалась почти пустой: три-четыре небольших жилых квартала и княжеский двор, перебравшийся на место нынешнего правительственного здания у Спасских ворот (здесь были найдены два знаменитых клада княжеских драгоценностей, спрятанных перед Батыевым разорением Москвы 1238 года). А там, где теперь центр Ивановской площади, находился пруд, дабы поить лошадей во время осады.

Москву смело можно называть городом со второй половины XIII века. А в 1339-м Иван Калита выстроил новую крепость взамен сгоревшей, оснастив ее двумя стерегущими ворота острогами (илл. 4). Ее реконструкция выглядит гораздо более мудрено, чем прежние умозрительные схемы развития города, но на самом деле именно эти сложности являлись нормой для своего времени: за неимением строительной техники приходилось максимально приближать очертания города к природному рельефу. На основании этой расширенной фортификации в 1366 году возник белокаменный Кремль Дмитрия Донского (илл. 1). Историки много лет спорили о том, где стояли его стены и какими были, а археологи тем временем насобирали целую коллекцию фрагментов, местами сохранившихся на высоту до трех метров. Современная кремлевская наука предполагает, что Донской построил 16 башен и 5 ворот, заменивших захабы, для которых уже не оставалось места в растущем городе. Они стояли на старых валах, и только южная стена была возведена на новом месте, спустившись с холма на берег Москвы-реки. Связано это с появлением артиллерии, ведь если крепость стоит на верху горы, то никакого нижнего боя быть не может. Тогда враги подберутся вплотную к стенам, заложат под них порох – и поминай как звали.

Однако уже в середине XV века иностранные шпионы сообщали, что в Москве вообще нет стен. А все потому, что новые стены второпях (ожидали Ольгерда) ставили на старых, уже расползающихся валах, и через сто лет все они развалились. Те же участки, что были построены заново, стоят до сих пор – на белокаменном основании времен Донского возведена южная стена крепости XV века. На ее счет тоже появилось много интересных уточнений. Например, устройство рва на Красной площади. Выясняется, что он состоял из отдельных секторов, разделенных дамбами, – чтобы можно было зимой спускать воду. На Неглинке имелись плотины, а на них мельницы. Запруженная речка разливалась в настоящее озеро – территория нынешнего Александровского сада вся была под водой, а выше Кутафьей башни вода затопляла почти всю Манежную площадь.

Потрясающий размах инженерной мысли. Кремль времен Ивана III вообще был стройкой с огромными амбициями. Видимо, и до сих пор таковым остается – иначе откуда бы взялся безумный проект строительства вертолетной площадки у подножия Ивана Великого.

В настоящее время кремлевскими археологами уже реконструированы все этапы развития крепости до конца XV века. Но землеройной деятельности еще непочатый край. Мест для дальнейших практических поисков предостаточно, хотя режимность территории накладывает ограничения. Вот что сказал о грядущих перспективах археолог Игорь Кондратьев, участвовавший в разработке археологических карт Кремля:

– Существует ошибочное мнение, что кремлевская археология вся погублена поздними постройками и что искать здесь особенно нечего. Да, XX век нанес тяжелейший урон, но поздние сооружения (если это, конечно, не многоуровневая стоянка) затрагивают лишь верхнюю часть грунта. В Кремле же сплошь и рядом присутствуют слои мощностью от 4 до 11 метров. Наша задача – подготовить основу для будущих исследований. Умозрительная логика, по которой раньше представляли развитие Кремля, привела к ложному выводу, что Москва – уникальное явление в истории русского градостроительства, а ее особый путь обусловлен тем, что она якобы с самого начала не подчинялась никаким правилам. Теперь, когда исследования происходят на стыке наук, когда вместе работают археологи, геологи, архитекторы, выясняется, что все было не так, что «ребенок развивался абсолютно нормально». И наконец, мы пришли к тому, с чего надо было начинать, – чтобы на столе у проектантов и чиновников с их вертолетными идеями всегда лежал археологический опорный план.

А вот что говорит о видах на будущее Татьяна Дмитриевна Панова:

– Сейчас кремлевская администрация идет нам навстречу, ведь им и самим все это интересно. Недавно комендант инициативу проявил: «А давайте, – говорит, – где-нибудь еще покопаем». Я выбрала несколько интересных для меня точек, показала – нет, ничего не выходит. Там нельзя, там и подавно нельзя, а здесь президент каждый день на работу ездит. Так что организовать в Кремле полигон для исследований, как в Рязани или Херсонесе, конечно, не выйдет, основная часть работ и дальше будет представлять собой точечные наблюдения. Но теперь мы гораздо лучше представляем, где и что искать.

Так какие же еще чудеса скрывает в себе этот волшебный холм? Составленные кремлевскими археологами схемы позволяют, например, увидеть, что внутренняя часть усадьбы Юрия Долгорукого прекрасно сохраняется во дворе Оружейной палаты. Во дворе Потешного дворца, где бурение зафиксировало 11-метровый культурный слой, покоится участок фортификаций времен Ивана Калиты. Это тем более интересно, потому что большая часть детинца была уничтожена без исследований при строительстве Дворца съездов. Кстати, восточная окраина детинца сохраняется под сквером у Патриарших палат, где вскоре собираются строить туалет для посетителей. Крайне интересны и остатки Вознесенского и Чудова монастырей. Построенное на их месте в 1930-х годах административное здание стоит на ленточном фундаменте, так что можно рассчитывать на прекрасную сохранность фундаментов и даже подвалов – в 1985 году уже был обнаружен совершенно целый склеп великого князя Сергея Александровича. Доступна для раскопок территория верхнего Тайницкого сада, тут может быть и еще одно дьяковское городище, и фатьяновский могильник, и древний въезд в крепость, и фундаменты приказов.

А вот о долгожданной библиотеке Грозного по-прежнему ни слуху ни духу. И с тайными ходами и подземельями, которыми будто бы не хуже муравейника изрезан Боровицкий холм, тоже пока не складывается. Хотя пару лет назад все же удалось раскопать засыпанную палату Казенного двора конца XV века. Так что, кто знает, может, исследователи будущего действительно отыщут подземелья Борисова двора, тайные Алевизовские переходы, обшитый свинцом ход под Москву-реку или даже мифическую Либерию. Однако будем иметь терпение, ибо археолог Кондратьев предостерегает:

– Если археология будет нацелена на поиск подземных галерей, то мы получим катастрофу. В свое время увлекающиеся энтузиасты Стеллецкий и Щербатов ради библиотеки пол-Кремля перекопали, тогда еще были такие возможности. Ну и где материалы их раскопок? Ажиотаж в этом деле крайне опасен. Если там что-то есть, то в свое время оно непременно найдется и никуда не денется, а если мы будем его искать – оно будет убегать все дальше. Как заговоренный клад, который в руки не дается. Для того чтоб его взять, надо слово знать волшебное. Но это слово отнюдь не «библиотека Ивана Грозного».