Фунтик отдыхает

На сегодняшнюю прогулку меня сподвигли две вещи: желание поближе познакомиться с городскими окраинами и ставшая актуальной после событий на Преображенском кладбище проблема московских некрополей. Мой коллега Алексей Борисович Лютых на этот счет заметил, что в Орехово-Борисове, где он проживает с 1979 года, и о том и о другом много чего можно узнать. Я же про эти края раньше знал только то, что в народе они (с намеком на удаленность) именуются Орехово-Гороховым, а девки там (исключительно из личного опыта) проживают не самые сговорчивые. Полковник Лютых мои представления в корне поколебал. Весенним вечером мы вышли из метро имени Орехова и двинулись к северу.

– Я же эти места насквозь знаю, – начинает Алексей Борисович. – Сначала терапевтом работал, все обошел по квартирам, потом в милиции – то же самое, ну и бегаю здесь по утрам, километров 5-10 ежедневно. Здесь хорошо, здесь места священные: вот психушка напротив, вот Шипиловский проезд – старая Каширская дорога, по ней Ленин в Горки ездил. До конца 80-х здесь зайцы встречались. А сам я прописан на Шипиловской улице, там в доме 12 жил Сильвестр. Ты что, не знаешь? Ну дело как было – приходит мужик, рожистое воспаление голени. «Доктор, блин, вылечи меня, ...!» – «Да ..., нет проблем!» Сделал ему там что надо. А я за лечение денег не беру, это все знают. А он вдруг приносит мне настоящее бургундское и медсестру мою на «мерседесе» зовет кататься, а это 1983 год, между прочим. Потом меня вызывает главврач: ты с кем спутался?! А это, оказывается, и был знаменитый Сильвестр, преступный хозяин всего московского юга. В середине 1980-х ему здесь все принадлежало, потом его взорвали. Он мне еще целую пригоршню каких-то запонок подарил, я их все раздал знакомым. А кто-то потом сделал экспертизу – чистое золото. Скажу правду: авторитет был с понятиями. Вот, скажем, этот новый домище на улице Маршала Захарова, который не пойми откуда взялся и изгадил лучшие виды на Царицынский парк, – вот он бы этого не допустил. Но 1988 год оказался для ореховской братвы критическим, приехали подольские, те еще отморозки. И местные проиграли знаменитую битву на аллее Любви, и это был конец ореховской группировки, а все, что было потом, – уже так, несерьезно.

Аллея Любви – это отдельная история. Вдоль Каширки тянутся заросли кустов и деревьев, за которыми удобно прятаться, свернув с шоссе на автомобиле. И вот с тех самых пор как городское население стало обзаводиться личным автотранспортом, оно только и делает, что паркуется в этих кустах по интересной надобности. Потому рассматриваемый отрезок шоссе и получил благозвучное название. Как раз в тот момент, когда полковник объяснял мне суть топонима, к нашей экскурсионной группе присоединились известные местные краеведы и археологи братья Крыловичи.

– Ага, вы бы тоже послушали, а то живете здесь и ни хрена не знаете, – говорит полковник. – Вон напротив трест озеленения, там трудилась Зинка-мошенница, ее пол-Москвы худым словом поминает. У нее там мужика топором зарубили, я протокол составлять ездилѕ

– Да сам ты ни хрена не знаешь, – орут коренастые и рыжие Крыловичи, – а между прочим, как раз тут, где в 1988-м мочилово было, находится распаханный вятичский могильник – когда сажали яблони, выкапывали височные кольца. А топор мы сами протоколировали, каменный, вон в том оврагеѕ

– Позвольте, – говорю я, – ведь вы обещали рассказать кое-что особенное о московских некрополях. Это про курганы, что ли?

– Да курганы – это все фигня, – отвечает полковник, – тут у нас почище достопримечательность – могильник домашних зверюшек на аллее Любви. Такого ты точно раньше не видел.

Да уж, зрелище и в самом деле невероятное. По обе стороны аллеи рядами тянется игрушечной внешности мемориал, возведенный безутешными хозяевами над могилами четвероногих любимцев. Наверное, через это все в детстве проходят, я тоже хоронил в саду дохлых лягушек и ставил над ними монументы с красными октябрятскими звездами. Многие из здешних надгробий подписаны детскими почерками и выглядят весьма трогательно и печально. Но вот дальше начинается какая-то чернуха: гранитные надгробия, железные оградки, венки, мисочки с молоком, эпитафии. «Никуся, прости!», «Ее шубка как пушок, белая как снежок, Досю мы любим, мы не забудем!» и, наконец: «Хомячок Фунтик, 09.2000–12.2003. Самому доброму и умному хомячку на свете». Над некоторыми холмиками стоят даже православные кресты. Посередине, там, где подразумевается распятие, – фотокарточка Мурзика или Шарика. И все на полном серьезе!

Мы выходим на широкое поле над Царицынским прудом и идем в сторону деревни Царицыно. Здесь я узнаю, что в ней традиционно живут только люди по фамилии Волковы, что в кустах за деревней стоит обелиск борьбе за советскую власть, а склон ниже него усыпан надгробиями этих самых Волковых, живших тут еще в XVIII веке. По вечерам на этих плитах распивают напитки нынешние Волковы. Но, к сожалению, несмотря на всю свою исконность и задушевность (сюда раньше часто наезжали кино снимать), деревня уже считается официально несуществующей. Мы идем по ее узким улицам, вместо большинства домов сорняки да пепелища. Вдруг впереди видим скамейку, на ней стаю хохочущих девиц в трениках. «Стойте, – говорит Алексей Борисович, – лучше пойти другой дорогой». – «Вы что же, полковник, женского полу остерегаетесь?» – «Да нет, просто там пони живут, барышни с ними у метро попрошайничают. Так есть там один гад, Скифом зовут, кусается. Очень опасный тип».

Мы выходим к Царицынскому дворцу, братья Крыловичи обстоятельно излагают исторические подробности.

– ...А со времен Петра здесь жили молдавские князья Кантемиры, мы как-то из церкви надгробие вытаскивали – буквы русские, а язык румынский.

– Да ладно врать-то, – не выдерживает полковник, – я на вашего Кантемирова сам наручники надевал. Он тут крендель был известный, работал охранником, товар в Бирюлеве составами шыздил.

Ах, Москва, перекресток миров, век живи – век удивляйся. Но самое главное, о чем предупреждает знающий толк полковник Лютых, – не путать плодов ложных и истинных. «Ведь Орехово-Борисовом называется не только, где мы были, но еще и вон та ерунда по другую сторону Каширского. Обязательно напиши, что это неправда, что настоящее Орехово не там, а здесь, где яблони. А у них дома панельные, фабрика «Лигетт-Дукат» ночами так воняет, что стошнить может, давно пора сообщать в какую-нибудь комиссию по спасению, потому что так, как они, жить вообще нельзя. А как мы – можно».