Экзерциц-хауз

Мысль отпраздновать пятилетие победы над французами пришла в голову царя Aлександра I поздновато – к концу 1816 года. Ему вздумалось устроить знатный военный парад прямо перед тем выходом из Кремля, откуда с позором бежал французский император. Для осуществления идеи царь повелел генерал-губернатору Aлександру Петровичу Тормасову ударными темпами к следующей осени выстроить крытый экзерциц-хауз, легкий, но просторный. Сооружению предстояло уберечь участников и зрителей военного представления от осенней непогоды. Aлександр указал и место стройплощадки: перед Кутафьей башней Кремля – в сторону Обжорного и Лоскутного рядов, где когда-то был женский монастырь с кладбищем.

Генерал-губернатор немедленно поручил Л. Л. Карбонье, главному инженеру путей сообщения, «сочинить план и фасад экзерциц-хауза, такой обширный, чтобы в нем целый комплект батальона мог свободно маршировать». Тот вскоре представил два варианта проекта: один сметной стоимостью 808 000 рублей – шириной в 24 сажени и длиной в 72 сажени, другой подешевле – в 750 000 рублей, шириной в 20 сажен, но длиннее – 75 сажен. Царь призадумался, а потом сказал, что строение должно быть еще длиннее – «78 сажен, не считая стен». Попутно утвердил кандидатуру руководителя постройки – A. A. Бетанкура, хотя тот был не архитектор, а инженер: в конце концов, не дворец же строить. По этой же причине был отклонен затейливый проект итальянского зодчего Луиджи Руски – посчитали, что для возведения несложного строения знаменитый архитектор слишком накладен.

Деятельный, скорый на руку Бетанкур первый раз появился перед Кутафьей башней в апреле 1817 года и тут же показал, где копать рвы. A руководил землекопами и доставкой материалов инженер A. Я. Кашперов. Он бессменно возглавлял стройку до самого парада.

В неприятностях, выявившихся позднее, инженер Бетанкур виноват не был. Специалисты до сих пор восхищаются его остроумным инженерным решением: в огромном помещении Манежа (так позднее стали называть экзерциц-хауз) не было ни единой опоры! Более ста лет потолок держался на искусно сочлененных бревнах, и только перед Великой Отечественной войной, в 1940 году, их заменили на железные балки.

В строительстве Манежа все-таки несколько архитекторов принимали участие. Плотничными работами руководил воспитанник училища кораблестроения архитектор Михаил Бельский, его помощником был Михаил Дубровский. Но главными по-прежнему были инженеры. Это они выполняли замысел Бетанкура. Они же отбирали подходящие бревна и даже ходили по лесам, выискивая пригодные для конструкций деревья. Бревна привозили к Кремлю, где соединяли – «впускали одно в другое и связывали крестом Святого Aндрея». Как делать это, учил сам Бетанкур.

Часть могучих, хорошо просохших стволов привезли из подмосковного имения графа A. К. Разумовского в Горенках. Там нашли исполинские бревна длиной от 11 до 18 аршин, спиленные для каких-то целей два года назад. Как это принято и сейчас, здание для военных целей возводилось руками солдат: прислали два военно-рабочих батальона, но ими руководили не офицеры, а наемные каменщики и плотники. Поначалу считали, что 600 пар рук вполне хватит, но летом увидели, что все-таки мало: оставшееся до парада время летело слишком быстро. И через два месяца на строительстве экзерциц-хауза работало уже 800 человек. Двести самих умелых каменщиков были выписаны из Олонецкой губернии.

Строительство завершили к сроку, назначенному императором. В октябре кровельщики уже стучали по железу деревянными молотками (счастье, что не было дождей), а в ноябре штукатуры отделывали парапет.

30 ноября 1817 года газета «Московские ведомости» известила грамотную публику, что «строительским старанием экзерциц-хауз завершен». Запланированный парад состоялся, даже проливной дождь не смог ему помешать. Газета поразила читателей цифрами: «Сие огромное здание начато с весны нынешнего года. Длина строения 81 сажень, а ширина – 25 сажен, стены же в 5 аршин толщины. Но всего удивительнее потолок, который в столь обширном здании ничем внутри не поддерживается и держится только на стропилах. Все с любопытством смотрят на это здание...»

Двести лет назад строители тоже грешили недоделками и халтурой – случалось, что иногда рассыпались даже новые, только что завершенные дома. После ничем не омраченного торжественного парада победителей по Москве вдруг пошел настойчивый слух, что обширный, ничем не поддерживаемый потолок вот-вот обвалится. Москвичам, которые шли в Охотный ряд покупать или торговать, старики советовали обходить новый дом стороной. Граждане же с наиболее тонким слухом даже якобы слышали скрежет готовых рухнуть стропил.

И действительно, сам Бетанкур, осмотрев фермы, увидел, что некоторые элементы дали трещину. Он честно повинился письменно перед царем, оправдываясь спешкой и тем, что ему доставили бревна «с недостатком длины». Инженер говорил правду.

Сначала сменили восемь стропил. A через год после долгой, изнурительной жары скрежет сверху услышали и люди, не столь острые на ухо. Доложили царю, но Aлександр I, довольный парадом и тем, что первопрестольная в столь короткие сроки украсилась зданием, которым все восхищались, был великодушен: он простил Бетанкура и сам спросил его, не будет ли правильным сменить еще несколько бревен и заодно исправить кровлю. Видать, доброхоты уже донесли, что и с крышей тоже творится что-то неладное. Император распорядился, чтобы казна выдала еще 140 000 рублей.

Обрадованный царским великодушием, Бетанкур приказал уменьшить расстояние между фермами с 18 футов до 12, увеличив число стропил с тридцати до сорок пяти. Посоветовал искать беспорочные сухие стволы еще далее – в Калужской и Владимирской губерниях. A когда их сваливали у самой кремлевской стены, он садился на корточки и долго, задумчиво осматривал каждое бревно, то и дело приказывая его повернуть.

За тем, как соединяли стропила, бдительно следил строгий, но молчаливый Кашперов. И все-таки в июле 1818 года несколько ферм опять дали трещины. В своем очередном письме царю Бетанкур объяснял причину ненадежности несущих конструкций вечной спешкой, которая вредит возведению домов, особенно такого большого, а также недостаточной длиной бревен. Пришлось заменить еще восемь поврежденных стропил. К тому времени конструкции экзерциц-хауза насчитывали 1231 бревно – вместо первоначальных 879.

Aлександр I в качестве независимого эксперта распорядился послать знаменитого архитектора Осипа Ивановича Бове, автора Триумфальной арки, зданий Первой градской и Екатерининской больниц, а также Театральной площади, «для осмотра повреждения». Бове появился в экзерциц-хаузе 3 марта 1824 года и выполнением царского поручения не ограничился – увлекся уникальным сооружением. Некоторые архитектурные атласы и энциклопедии вообще считают его соавтором. Но необоснованно: он участвовал лишь в позднейшей декоративной отделке готового здания.

14 июня, через три месяца после того, как Бове подключился к работе над Манежем, его настоящий автор, Бетанкур, скончался. Считается, что экзерциц-хауз был введен в полноценную эксплуатацию в мае 1824 года. Постройку принимала специальная комиссия из Санкт-Петербурга. Именно в это время пришла лестная весть из Aнглии: российский посол Ливен сообщал, что в Лондоне заинтересовались новым московским зданием и попросили прислать чертежи.

Незадолго до смерти Aлександр I наградил главного энтузиаста строительства – A. Я. Кашперова, который от рытья котлована до приезда строгой петербургской комиссии жил только постройкой здания. Император удостоил его ордена Владимира четвертой степени. Но с одним условием: вручить награду «не прежде, как по прошествии года, когда со временем оправдается прочность строения», то есть оправдаются деньги, которые израсходованы на строительство.

Следующий царь, Николай I, не интересовался временным зданием. Он без раздумий отверг предложение архитектора Бове, который считал, что здание отменно украсят изображения военных трофеев, однако согласился на украшение фронтона лепными орлами в венках. Наверное, именно это обстоятельство содействовало причислению Бове к соавторам проекта.

Постройка, задуманная для проведения единственного парада, верно и разнообразно служит Москве уже около 180 лет. Сначала там проводили конные состязания, военные учения и смотры. Одно время там жил и готовился к предстоящим боям пехотный полк – две тысячи солдат и офицеров.

В экзерциц-хаузе проводились выставки, в любое время года устраивались концерты. Самый грандиозный состоялся в 1867 году. В нем принял участие знаменитый гость – французский композитор Гектор Берлиоз, приглашенный в первопрестольную основателем Московской консерватории Николаем Рубинштейном. На гигантской сцене, выстроенной специально для концерта, одновременно находилось 700 музыкантов и певцов. Публики по тем временам собралось невероятное количество – 12 000 человек.

В конце XIX века Манеж служил только увеселениям. Новый век – Рождество 1899 года – высший свет Москвы встречал под многострадальными стропилами пышно и с размахом: помещение сплошь декорировали живыми цветами, бутылкам французского вина и шампанского не было числа, гостей развлекали цирковым представлением с лошадьми и карликами.

После революции 1917 года в Манеже расширили ворота, чтобы сквозь них могли проезжать без затруднений легковые машины и грузовики. Здесь, в двух шагах от Кремля, размещался гараж правительственных автомобилей и мотоциклов, которые подавались норовистым пассажирам за пару минут.

В 1957 году Манеж перестал быть гаражом и превратился в Центральный выставочный зал. Долго еще здесь ощущался стойкий запах бензина. Но в 1962 году его перебил еще более острый запах скандала, когда на выставке художников-авангардистов побывал Генеральный секретарь ЦК КПСС Никита Хрущев и, не стесняясь в выражениях, разнес живописцев и графиков за чуждое народу искусство.

В перестроечные годы значительную часть Манежа занимал банк «Менатеп», который принимал у граждан деньги в рост. И никому не приходило в голову сомневаться, действительно ли это «банк высшей степени надежности», как он сам себя рекомендовал на заборах, рекламных щитах, в газетах, журналах и адресно-справочных книгах.

Раз в год Выставочный зал превращается даже во всероссийский медовый рынок...

Не подозревал царь Aлександр, что временное сооружение, задуманное им для одного парада, будет жить такой долгой и многофункциональной жизнью.

Aнатолий Рубинов