Деревня автобусов под Москвой

«Толь, слышал, оказывается, твоя тепли­ца из форточек — произведение искусства. Сноси быстрее, пока государство под охрану не взяло», — кричит соседу дачница Петрова.

После того как весной этого года итальянский журнал о дизайне и архитектуре Domus опубликовал репортаж о подмосковном садовом товариществе «Березка-6», местные садоводы стали объектом внимания журналистов. «Вчера вот НТВ приезжало, а сегодня должны из «Москвы-24» приехать», — говорит дачница, недоумевая, с чего такое внимание обрушилось на их обычный поселок.
Когда в 1989 году работники столичного 1-го автобусного парка наконец получи­ли землю под садовые участки, они стали думать, как дешевле будет их обустроить, и не догадывались, что их лачуги, сделанные из старых автобусов, могут вызвать какие-то еще эмоции, кроме насмешек. «Мы почти 20 лет ждали этой земли, пришлось даже отдать несколько участков работникам райисполкома, чтобы у них была заинтересованность, — вспоминает Валентина Токарева. — Мы ожидали, что нам дадут землю, поэтому копили деньги на строительство, и, когда нам выдали по 6 соток земли, у нас были деньги, но на­чалась эпоха дефицита и купить стройматериалы стало невозможно».

В конце 1980-х годов основным транспортом московских автобусных парков были венгерские автобусы «Икарус-280», две части которого соединены переходом. В народе эта модель получила прозвище «колбаса» из-за непривычной длины или «гармошка» — из-за соединительного перехода, который напоминает растягивающиеся меха гармони. Именно в этой гармошке был главный недостаток икарусов. После 8–10 лет езды по разбитым до­рогам она изнашивалась, рвалась, и ма­шину приходилось отдавать в капремонт, где у нее отрезали заднюю часть, и машина превращалась в небольшой двухдверный автобус. Заднюю часть корпуса, которую работники автобусного парка называют «хвост», обычно сдавали в металлолом. В последние годы перестройки пункты приема металлолома стали закрываться, а территории московских автобусных парков — захламляться отрубленными хвостами икарусов.

Семья механика Токарева вместе с другими работниками автобусного парка №1 получила шесть соток в «Березке-6».

«Отец у нас был специалистом высочайшего класса, он постоянно что-то ­придумывал. У него почти чемодан ­свидетельств об изобретениях, многие из которых были внедрены по всей сис­теме Мосгортранса. Получив садовый участок, он, как и все, пытался найти стройматериалы», — вспоминает его жена Валентина Токарева.

Однажды, проходя мимо списанных хвостов старых «икарусов», ему пришла в голову идея приспособить их под жилье. Идея понравилась директору автобусного парка: и территория освобождалась от хлама, и работники получали дачные домики. Семья Токаревых приобрела свой хвост за 2 рубля 89 копеек — по цене металлолома. Таким же способом обустроить свои фазенды решили еще около 40 работников автобусного парка. Под эгидой субботника по очистке территории руководство выделило тягачи, которые перевез­ли списанные хвосты на дачные участки работников.

Первый год «Березка-6» выглядела сюрреалистично. Раньше на земле, вы­деленной под дачи, стоял лес, который потом срубили, оставив огромное поле с торчащими пнями. Когда привезли автобусы, несколько лет эти 40 хвостов были разбросаны между пнями. Со временем началось благоустройство: пни выкорчевали, автобусы накрыли рубероидом, внутри утеплили стекловатой, со стен открутили старые билетные компостеры, на окна повесили шторки, провели электричество и воду. Самые отчаянные садоводы даже ставили внутрь автобусов печки-буржуйки. 

 

«Жили мы здесь с мая до поздней осени, а те, у кого была буржуйка, оставались даже до морозов», — вспоминает Татьяна Петрова.

В интерьере тоже часто встречаются детали списанных автобусов. Раздвигаешь створки двери-гармошки, поднимаешься по привычным ступенькам, а внутри — газовая плита, холодильник, вокруг стола скамейки из старых «скотовозов» ЛиАЗ-677. Из окон автобусов получались хорошие теплицы. «Все равно добро пропадало», — говорит один из рачительных дачников.
«Но время идет, и жить становится все лучше и лучше. Садовый участок — это не место для выращивания заготовок на черный день — капуста уже не нужна, а нужны лужайки, чтобы дети играли, — рассуждает сын Валентины Токаревой. — Почти все построили себе нормальные дома, а хвосты используют как сараи или вообще распилили. Вон соседи недавно разобрали теплицу из форточек и справили новую — из алюминия с поликарбонатом. Это вам не гнилой «икарус», такая 100 лет простоит».

Дети водителей и механиков автобус­ного парка, выросшие в автобусных хвостах, теперь относятся к этому философски. «Все вроде было общее, народное, а в магазинах ничего не было, вот и тащили люди с работы завалявшиеся вещи — авось в хозяйстве пригодятся. Вон в со­седнем садовом товариществе, принадлежавшем какому-то заводу, работавшему на космос, у всех самодельные лопаты из титановых сплавов, которые исполь­зовались при обшивке космического ко­рабля «Буран». Думаю, если все тамошние дачники соберут все по сусекам, ракету вполне смогут построить».

В интернет-блоге «Маргинальная ар­хитектура» энтузиасты за несколько лет обнаружили несколько сотен объектов, в которых использовались бывшие в употреблении вещи. Один из петербургских ЖЭКов построил у себя во дворе склад, стены которого сделаны из дверей лифта, в доме отдыха Бурятской сельхозакадемии стоят беседки, сделанные из деталей комбайнов и сеялок, на острове Шпицберген шахтеры построили целый дом из стеклянных пивных буты­лок, а жители сел Новосибирской облас­ти часто делают уличные туалеты из обтекателей разгонных блоков космических ракет, падающих на землю после их взлета с Байконура. Одним из самых популярных объектов вторичного использования стали железнодорожные вагоны, у которых снимают колеса и чаще всего превращают в магазины или церкви. Такие православные храмы можно до сих пор встретить даже на улицах крупных го­родов вроде Нижнего Новгорода и Мо­гилева. 

«Как-то так получилось, что в Рос­сии народное зодчество существовало до 1917 года, а потом вдруг исчезло. Старое, дореволюционное — оно изучает­ся, исследуется, обмеряется, паспортизируется, ставится на госохрану. А современное — вроде его и не существует… Да нет, существует: достаточно зайти в любой дачный кооператив», — считает создатель блога, архитектор Александр Ло­жикин.
Этой весной жизнь в «Березке-6» ­переменилась: сначала поселок начали атаковать журналисты, потом стали приезжать обычные люди, которые осматривали оставшиеся автобусы, восторженно восклицали и жали руки владельцам участков, хваля их прекрасный вкус, любовь к винтажу и называя их дома, где они всю жизнь варили варенье и нянчили внуков, современным искусством. Теперь дачники спешно распиливают арт-объекты — на металлолом.

Получается, распространившаяся в интернете информация о постсоветской архитектуре в поселке «Березка-6» странным образом погубила саму эту архитектуру, но с другой — ржавые автобусы, простоявшие 20 лет на улице, как жестяная банка из-под кофе, в которой хранятся гвозди, — и вправду то еще искусство и бытовой рай.