Хотя иной раз и случалось дождаться определенных знаков взаимности. Вот было дело, поехали мы с Коляном в 1995 году в Крым местные портвейны дегустировать. Поселились в Судаке, под самой крепостью. Понятное дело, мне как краеведу ничего больше и не требуется: налью канистру разливного красного и сижу до рассвета, созерцаю седые камни. Но дорога к раздаточной бочке лежала через пляж, который в тот сезон был полон бессовестных баб, пренебрегавших купальниками. Не нахожу слов, чтобы объяснить, до чего же это действовало на нервы. Прекрасная погода, море, античные руины – и вдруг какие-то незваные сиськи. Очень сильно выводит из равновесия. Но я старался не обращать на них внимания и думать исключительно о высоком.
В один из дней мы с Колей занимались этим непосредственно у разливательного пункта. Я медитировал над канистрой, а он сидел на тротуаре, макал кисточки в лужу и калякал идиллические акварельные пейзажики. Неожиданно наше благоденствие было потревожено двумя полуголыми бабами, уверенно направлявшимися с пляжа в нашу сторону. Уже выйдя на набережную, они нехотя набросили на плечи рубашонки, остановились и стали на нас нахально пялиться. Я почувствовал, что у меня подгибаются коленки.
– Маслом пишешь? – ухмыльнулись они своими порочными ротищами. Колян уронил этюдник и закашлялся.
– Ы... – простонали мы хором.
– Так чего, художники, рисовать нас будете? – не унимались чертовки, вихляя всеми имеющимися округлостями и сверкая золочеными фиксами.
– Ы! Ы-ы-ы-ы-ы!!! – мы пускали слюни и содрогались в конвульсиях.
– Ну вы и придурки... Ведьмы скинули с себя последнее и, вздыбив полосу прибоя, сокрылись в пучине. Дрожащими руками протянул я Коляну канистру, но он, держась за стены, побрел в магазин за водкой.
А ночью мы сидели на вершине замковой горы. Внизу мерцали разноцветными огнями чужие праздники жизни, над десятками танцплощадок металась одна и та же популярная мелодия: «Ай лайк ту мувит-мувит»...
– Бабу-у-у-у-у-у!!! – выли мы, перекрывая децибелы иноязычной тарабарщины. А вечное море по-прежнему безмолвствовало.
Но на следующее утро оно утешило меня самым неожиданным образом. Я пошел шляться в гавань, где археологи раскапывали остатки древнего порта, и у берега обнаружил брошенный ими якорь. Ржавый, покрытый гирляндами мелких ракушек, потерявший в бурях два из трех полагающихся рогов, неописуемо прекрасный. Килограмм десять живого весу. Стоит ли говорить, что про всякие сиськи я тут же и думать забыл – сидел и любовался морскою диковиной.
Потом взвалил его на спину и привез в Москву. Жизнь моя с тех пор заметно изменилась. Морской домочадец требует серьезного ухода, ржавеет и трескается, приходится периодически проклеивать его эпоксидкой, а также охранять от детей и собаки. Но зато теперь-то я знаю, что бесстыжие девки не самая важная вещь на свете, а бывают кроме них еще и всякие там вечные ценности. Например, вот эта ржавая железяка, настоящий якорь со дна моря.