Вот ведь жизнь какая интересная – то ничего, то все сразу. На днях очень нужна была компания, а телефон я дома забыл. Простоял два часа на Тверской в надежде увидать хоть одну знакомую рожу, а в результате ко мне подошел огромный мужик с золотыми зубами и сказал:
– Я вижу, тебе заняться нечем.
– Нет, что вы!!! – закричал я. – Я еду на работу!
– Брось, чувак, ты идешь со мной пиво пить.
Насилу отбрыкался. А вчера вышел совершенно обратный случай. Согласно заранее утвержденному графику я отправился краеведить на Яузский бульвар, но дорогой по привычке завернул на Рождественский. Там, как обычно, сидели Ваня и Вова с бутылкой портвейну – они всегда там сидят.
– Мужчины! – воскликнул я. – Сколько еще лет вы будете просиживать штаны на одной и той же скамейке, ведь на свете столько всего интересного! Всего в паре километров отсюда простаивают без дела прекраснейшие видовые точки столицы!
– Мы – короли Рождественского бульвара, – ответили мужчины. – Нам куда-нибудь еще ходить совсем не обязательно.
Тогда я попытался им объяснить, что их дурацкое дело нехитрое.
– А вот если я сейчас пройду отсюда до Яузского и на каждом бульваре со мной будут выпивать и здороваться, вот тогда и я буду королем бульвара, и не только Рождественского. Сказал – и сразу пожалел, фиксатого дядю вспомнил. Тем не менее мы отправились в путь, и что бы вы думали – все вышло именно так, как было запланировано. Сначала появился Илюха с Пречистенского, потом Гоша, забыл откудова. Да вы его наверняка знаете, его вся Москва знает. Потом начался Чистопрудный, там нам показалось слишком шумно, и мы решили проскочить его на трамвае. Но, подъезжая к Покровским Воротам, я вдруг увидел идущего по улице бородатого Валеру. «Валерий, мы здесь!» – закричал я в окошко. Он моментально выхватил из кармана бутылку с чем-то прозрачным и, держа ее, как олимпийский факел, бросился за трамваем. Я высунулся в окно и протянул ему свою «Алушту». Мы уже были готовы обменяться гостинцами, но в этот момент трамвай прибавил ходу, и Валера скрылся за горизонтом. На Покровском к нам примкнул некто Василий, а на Яузском мы обнаружили Мавринского, празднующего годовщину свадьбы. Вечер состоялся.
А про сам Яузский бульвар много не расскажешь, он скромный и коротенький. Ну то есть, конечно же, нельзя не отметить, что он существует здесь уже более 180 лет, а его подоснова – свыше 400, поскольку перепад рельефа между внутренним и внешним проездами – напоминание о валах Белого города. Дом №10 дорог нам памятью о проживавшем в нем поэте Брюсове, в доме 13 имеется музей пограничной службы, а на месте дома №3 жил писатель Бабель. Из центра же бульвара открывается приятнейший вид на колокольню церкви Троицы в Серебряниках, – даже если вы пришли сюда впервые, то наверняка найдете ее подозрительно знакомой. Дело в том, что она снималась во многих кинофильмах, и в частности, в ключевых моментах «Место встречи изменить нельзя» – в соседнем с ней дворике брали банду Горбатого.
[#insert]Вот и все основные факты истории, но главное достоинство Яузского не в этом, а в его замечательно уютной атмосфере, в тишине и укромности. Несмотря на то что на всем бульваре имеется только три скамейки, он является идеальным местом для творческих встреч и разговоров. Ведь недаром еще поэт Батюшков отмечал: московские бульвары хороши тем, что на них можно разговаривать с кем угодно и о чем угодно. В подтверждение этой вечной истины я приведу стенограмму монолога некоего Е., давеча подслушанного мною на Яузском (я иногда развлекаюсь ношением в кармане тайного диктофона). Непридуманные истории, прямая речь во всем ее великолепии.
– Но стыд-то, его не пропьешь ведь. И меня совесть остановила: в августе 2003 года я взял и завязал. Уже работаю, нет долгов, как бы выруливаю потихоньку. И мне Бог дал вот, когда я встретил Таню. Таня вот женщина, наверно, что-то святое, что ли, фиг знает. Ведь всяко бывает в жизни – иногда тебя просто подставляют или используют там, и ты догадываешься и все равно ведешься. Отдавая даже отчет на ... – с ней все равно ненадолго, да. А Таня, она вот, знаете, по-настоящему порядочная, человек оказался просто рядом, без задних мыслей, которая просто пыталась мне помочь, – она на совесть воздействует.
Ведь есть же такие женщины, которые не хлопают дверью и не говорят: пошел ты на ..., подыхай здесь. А которые чернеют вместе с тобой, говорят: ты же в общем ох... парень на самом деле, почему ты тут подыхаешь? Нет, не обязательно, что тебя должны все понимать, тебе вообще никто ничего в этой жизни не должен. Но ты живи давай, ты живи, есть хотя бы какие-то просветы, ну цепляйся за них, делай что-нибудь! Я же пил вообще страшно, ..., мне легче было вскрыть вены, чем объяснять людям, что мне нужно опохмелиться. Они не понимали, они думали, что это не так больно. Я восполнял книжками. У Лермонтова офигительные штуки, как держать стержень, ..., когда ты в полной жопе. «Наедине с тобою, брат, хотел бы я побыть, на свете мало, говорят, мне остается жить. Поедешь скоро ты домой, типа, ну пусть она поплачет, ей ничего не значит, скажи ей», – понимаешь, такие вот вещи, они все время крутились в голове. Я первый раз тогда понял, что из запоя можно выйти не через ломки страшные, через галлюцинации, ..., когда там на ... постель вся перевернута ..., когда ты ничего уже не понимаешь. Вызывал просто врачей, они ставили капельницу, и мне сразу становилось легче. Я никогда такого не видел, я только в кино такое видел, знаешь вот, можно жить на таком уровне.
Я пытался тогда опуститься, но у меня ничего не вышло. Я жил тогда на Чистых среди такого же хамла, как и я тогда был. Я выходил драться тоже на лед пруда, ..., за 500 долларов, вот они, шрамы, это 2001 год, я прекрасно это все помню. Я и теперь прохожу по этому району, могу зайти – мне нальют. Но это не те люди, не мои люди, мне не нужны такие. Вот вы мне нужны, лучше мы здесь будем пить портвейн, чем там текилу, на ..., и меня будет тошнить наутро, и... неужели я должен вам это объяснять!
Конец цитаты. Объяснять нам конечно ничего не надо, мы и так все понимаем. В начале Яузского стоит дом писателя Телешова, которому Горький когда-то сказал: «Сильно мы пожили, не правда ли, старый хороший товарищ?» Пожили, а Бог даст, и еще поживем. Жизнь прекрасна и удивительна – это говорим вам мы, блуждающие короли Рождественского бульвара!