Ты самая любимая

Первый шаг на пути становления туриста — покупка бесформенной, но теплой меховой ушанки. Измайловский вернисаж

Екатерина Кронгауз: Возвращаясь после отпуска в Москву, ты ненавидишь этот город; ты думаешь о серости, холоде и безысходности, в которые тебя заставляет лететь долг, работа, семья — что угодно, только не желание вернуться. Любой другой город, из которого ты возвращаешься домой, кажется тебе лучше, а беготня с путеводителем и высунутым языком по этому чужому городу видится тебе сущим раем и самым интересным занятием. Разве парижане с такой обреченностью возвращаются в Париж? Неужели римляне прилетают в Рим как на плаху? Неужели Москва настолько хуже? Прилетают же и сюда туристы, бегают здесь с высунутым языком и путеводителем, радуются, фотографируются, развлекаются и с неохотой потом улетают. Что они видят такого, чего мы не видим изнутри?

Путеводитель по Москве Lonely Planet с матрешками и Кремлем на обложке почти сразу разочаровывает — советует прилетать в Москву когда угодно, только не зимой. Правда, добавляет: «Впрочем, если вы подготовлены — зима может стать для вас приключением».

Что ж, я подготовлена: на Маяковке заказан хостел Yellow Blue Bus, оплачены курсы по готовке блинов, заказана Uncle Pasha’s Dacha, 30 патронов на стрельбище и столик в ресторане Beryozka — самое лучшее, незнакомое и доступное из моего путеводителя. А пока, для окончательной подготовки, мне необходим познавательный шопинг.

Измайловский вернисаж рекомендован как лучшее место для покупки сувениров. Прямо около метро «Партизанская» толпятся довольно страшные мужики, которые, как таксисты в Шереметьево, предлагают всем проходящим номер со скидкой в такой же страшной и серой, как они сами, гостинице «Альфа». Сам вернисаж, вход в который стоит 10 р., наполовину закрыт. Открытые лотки делят между собой картинная галерея, развалы ушанок с матрешками и старье. С галереей и матрешками все понятно, а покопаться на развалах старья — хорошая разминка, почти то же самое, что посетить музей советского быта и культуры ХХ века, где все можно пощупать и купить. Здесь патефоны за 3 тысячи и пластинки с песней главного российского певца Иосифа Кобзона «Дружок», здесь старая зеленая детская «волга» с педальками (20 000 р.), иконы с любым сюжетом за любые деньги, дверные ручки, чайники, пузырьки и бутылки.

Продавцы ведут себя со мной не очень дружелюбно — я не похожа на туриста, а значит, по их мнению, меня бессмысленно обхаживать и обдуривать. Что ж, они ошибаются. Я никогда не думала, что одна деталь одежды, одна покупка может настолько изменить не только отношение к тебе, но и тебя самого. Шапка-ушанка с торчащим ухом, проданная под видом овчинки, а на деле сделанная из какого-то плюшевого мишки, может творить чудеса.

Алексей Мунипов: Обнаружились некоторые трудности. Путеводитель из серии Rough Guide — самой верной, самой точной и обычно самой вменяемой серии — полагает, что в городе по-прежнему по­пулярно радио «Станция» и клуб Zeppelin, на Новом Арбате работает китайский супермаркет, на Кузнецком — «Голодная утка», а ГЦКЗ «Россия» «закрыт на реконструкцию» и откроется в конце 2009 года. Вышел путеводитель при этом в середине 2009-го. В разделе «Клубы» выбор редакции — «Пирамида» на Пушкинской, «ультрамодный застекленный клуб, знаменитый своими вечеринками в последний четверг каждого месяца».

Самым вменяемым оказался крохотный гид Wallpaper: набор достопримечательностей в диапазоне от «Винзавода» до «Дома на курьих ножках». Но увлечься пока нечем. Попробовал для начала два места — антикварный близ Большой Никитской и «Зал русской кухни» «ТАСС-клуба», рекомендованный в разделе Insider’s Guide. Это же такая приятная часть путешествия — порыться в антикварном и сходить в место для местных, тем более с историей. По описанию «ТАСС-клуб» — московский аналог FCC, Foreign Correspondents Club, их много осталось во французских и британских колониях. На деле «ТАСС-клуб» оказался чуть приукрашенной столовкой с коcмическими ценами (и, справедливости ради, отличными рыбными тефтелями). Это можно было бы простить, закрыть глаза на синие кресла, представить себе роман Юлиана Семенова — но все это обман, никакого «ТАСС-клуба» в советское время здесь не было, а было тассовское кафе и шахматный клуб, но с другими интерьерами, не вполне здесь, и вообще все было по-другому. Что до антикварного, то московские цены (200$ за десертную ложку) переводят милый поход за безделушками в тяжелый бой с собственными представлениями о разумном — и удовольствия тут ожидать не приходится. Нет, с таким настроением Москву нам не полюбить.

Е.К.: Человек в шапке-ушанке с путеводителем в руках не только выглядит как турист, но и чувствует себя таковым. Окружающие поглядывают на меня с откровенным любопытством, одна женщина, толкнув, даже сказала «Sorry». А у меня на лице то ли от желания играть в туриста, то ли от того, что ощущение москвича меня постепенно покидает, появляется какая-то бессмысленная, неуместная блаженная улыбка.

В поездках я почти никогда не пользуюсь такси, хожу пешком или добираюсь общественным транспортом — это приятней, быстрей и познавательней. Не пользоваться машиной в Москве — это хоть и познавательно, но все же довольно долго. Чтобы доехать до рекомендованной пельменной Beryozka на Николоямской улице, нужно добежать до метро, ехать с пересадками и потом еще полчаса идти от метро «Таганская». В больших городах все основные точки сконцентрированы в шаговой доступности, в нашем большом городе между нужными местами расстояния в десятки километров, даже если все это вместе называется «центр».

Несмотря на неудобное расположение и непривлекательную вывеску, пельменная «Березка» — уютное место с деревянно-березовым интерьером, собственной пивоварней, пивными кранами у каждого стола, пельмень-баром и встроенными телеэкранами, на которых крутят старые советские фильмы. Здесь можно за 800 р. получить неограниченный доступ к пельменям с говядиной или бараниной, или выбрать суши-пельмени с лососем, или жаренные во фритюре пельмени с уткой и запить все это березовым соком. В комплекте с просмотром «Доживем до понедельника» получается довольно вкусно и увлекательно.

Тут-то самое время поехать домой и забыться зимним дневным сном, но туристы так себя не ведут, к тому же вместо дома я ночую в хостеле, а это пока скорее пугает, чем привлекает. И чтобы добраться до катка в саду «Эрмитаж» я снова преодолеваю гигантские морозные расстояния к метро «Таганская» и от метро «Пушкинская». 200 р. за коньки и 200 р. за вход — и в полном одиночестве в будний вечер под музыку «Ретро FM» я кручу пистолетики, падаю и с прилипшей уже улыбкой всерьез собираюсь научиться делать тулуп. Вообще, когда развлекаешься в одиночестве в собственном городе, тем более таким глупым образом, чувствуешь себя идиотом. Это сложно объяснить, но самое важное в любом удачном путешествии — умение выключиться из обычной жизни. И это работает. Чтобы полюбить этот город, нужно позволить себе быть немного идиотом. А сразу за этим, чтобы не простудиться, зайти в кафе «Пушкин», где за 125 р. (что неожиданно дешевле, чем в каком-нибудь отвратительном «Кофе Хаузе» или «Шоколаднице») наливают довольно вкусный шоколад.

Каток — самое доступное, самое бодрящее и, если верить путеводителям, самое московское развлечение (не считая бани)

А.М.: В баре «Балчуг» уволился водочный сомелье. А мы ехали специально, чтобы он, как говорили в фильме «Свободное плавание», показал нам свое искусство. Это редкое место тоже рекомендует путеводитель Wallpaper — отдельное водочное меню, 120 сортов. Очень русский опыт, ну и кроме того — кто из вас был в баре «Балчуг»?

Слава богу, сама водка на месте. Есть и бар, хотя это громко сказано — просто выгороженный кусок коридора со столиками. Впрочем, есть белый рояль и окно с видом на Кремль. А главное, есть возможность попробовать пять сортов за скромные 900 р. — скромные, учитывая, что средняя порция водки тут стоит 500, а голландская Trump Gold — 1 600 р. за 50 грамм. Закуска тоже скромная — соленые огурцы.

Открывается простор для эксперимента. Чем отличаются эти 120 водок? Или хотя бы пять из них? Чем водка за 1 600 р. отличается от водки за 400?

Е.К.: «Не хочу вас обманывать, — груст­но говорит официант. — Водка — она и есть водка, вся одинаковая». Я не пью водку, за что мне часто бывает стыдно за границей; я искренне считаю, что ни о каком вкусе, а уж тем более различии в нем, всерьез говорить невозмож­но. Но я хочу, чтоб он меня обманывал, и настаиваю на этом. Я для того и хожу всюду и везде в ушанке и с путеводителем наперевес, чтобы меня обманывали, чтобы пытались понравиться и что-нибудь впарить. Все это я объясняю официанту и выбираю: водку «Дамскую» — только из-за названия, водку «Обето­ванную» — потому что она настояна на маце, водку «О2» — потому что игристая, черную водку ­«Блавод» — понятно почему, и самую ­дорогую — Trump Gold по 26 500 р. за бутылку. В описании ­обещано, что после рюмки «в течение 7 минут букет насыщается ароматами ­жасмина, мха и легким ароматом копченостей, первый глоток мягко и тягуче обволакивает небо, далее появляется легкий, чуть суховатый привкус крекера, а финальная нота — изящный вкус сдобно­го печенья».

То ли я так хочу обманываться, то ли официанта стоит уволить — водка миллионера Дональда Трампа прекрасна, она обволакивает не только небо, но и все остальное, и я не знаю, какими словами принято описывать такие ощущения, потому что водка — последнее, от чего я их ожидаю получить.

Водочную библиотеку «Балчуга» сложно изучить даже за несколько посещений

А.М.: Да продлятся дни Дональда Трампа, и детей его, и родственников. Водка за 1 600 р. производит магический эффект. Кремль не раздражает. Холод не раздражает. Хочется бегать по Большому Каменному мосту, притворяясь соленым огурцом, как в клипе «Медведица». Или пройтись по Варварке — туристом, ищущим глазами церкви и старые здания, а не замерзшим москвичом, ищущим глазами станцию «Китай-город». Оптика меняется. Город постепенно раскрывает объятия. Чтобы полюбить Москву, нужно для начала немного выпить.

Теперь самое время познакомиться со знаменитой московской ночной жизнью. Правда, нас не пускают в Prado Cafe и в Sorry, Babushka. Подозреваю, все дело в Катиной ушанке. В путеводителе слово feis-control участливо переводят как door nazism. Дела начинают идти на лад, когда мы переходим на английский. Это очень глупое, но и очень смешное занятие. К иностранцам у нас по-прежнему относятся почти как в Японии — как к птичкам Божьим, которым все простительно (в Японии так же от­носятся к детям и пьяным). Повсюду на нас смотрят так же, как смотрели бы на заползших в клуб черепах, — везде, кроме экспатского Papa’s Place (бывший Papa John’s), где мы в итоге оказываемся. Тоже не сильно популярное в городе место, многие и не подозревают, что в подвале пиццерии на Мясницкой — чуть ли не каждый вечер угар с конкурсами мокрых маек и публикой, состоящей из британцев, индусов и кубинцев, а также девушек, мечтающих познакомиться. Очень шумно, очень весело. Возможно, это все-таки водка. Но на сегодня довольно — меня ждет номер в «Метрополе», предположительно — самое роскошное впечатление уикенда.

В Papa’s Place ценится бесстыдное веселье и временная потеря моральных ориентиров

Е.К.: В путеводителе написано, что в хостеле Yellow Blue Bus «все про любовь». Даже название — потому оно по звучанию похоже на «Ya lyublyu vas». За 650 р. я но­чую в собственном городе в 10 минутах езды от собственного дома на втором этаже икеевской кровати в комнате с еще 6 спящими людьми и в наушниках смотрю фильм «Я люблю тебя» Ольги Столповской и Дмитрия Троицкого, вошед­ший в моем путеводителе в десятку ­главных московских фильмов (наравне с «Москва слезам не верит», «Маленькой Верой», «Утомленными солнцем», «Иронией судьбы»).

Молодой рекламщик заводит роман с телеведущей. У нее проблема — она все время хочет есть, поэтому любовью они занимаются на кровати, усыпанной яблоками. Молодой рекламщик сбивает калмыка, смотрителя оленя в зоопарке, и они занимаются любовью под песню «Увезу тебя я в тундру». Родственники калмыка против, телеведущая, кажется, нет, и все занимаются любовью, перемежая это рекламными роликами с этим самым оленем. Если это один из десяти главных московских фильмов, то как же все-таки мало мы знаем о Москве.

Важная часть обаяния «Метрополя» — арфистка и пробуждающие смутную тревогу официанты

А.М.: Всякий день хорош, если начинаешь его завтраком в «Метрополе». Сами номера совсем не роскошные, если, конечно, не брать люкс (но за эти деньги проще слетать в Париж). Другое дело — ресторан. Это классический ресторан-музей, громадный, в зеркалах, с фонтаном и стеклянным потолком. За него никто еще толком не взялся, меню дорогое, бестолковое и не вызывающее желание заказать хоть что-нибудь, зато есть завтрак. Просят за него стоимость приличного обеда, но хотя бы раз в жизни попробовать стоит.

По утрам здесь играют на арфе. А все посетители как один похожи на Генриха Падву. Вообще в «Метрополе» переливается и его дореволюционное, и советское прошлое, и непонятно даже, чего больше.

Утро, которое началось под стеклянным потолком «Метрополя», хочется продолжить не менее торжественным образом. Я намереваюсь совершить пешую прогулку по маршруту «Метрополь» — Сандуны, знакомясь с Москвой и ее обитателями. «Москва, — сообщает путеводитель, — это большой, сюрреалистический, восхитительный город. Чтобы не сойти с ума, нужно приноровиться к местному ритму жизни, поскольку жизнь здесь, как говорят местные жители, bespredel. Но стоит немного приноровиться, и вам откроется вся ее прелесть». Я готов.

Е.К.: Место под названием Uncle Pasha’s ­Dacha («Дача дяди Паши») есть в двух путеводителях по Москве, хотя сами москви­чи о ней, кажется, никогда не слышали. За 1 500 р. предлагается «аутентичное ­дачное приключение» где-то в районе ­деревни Старица в Тверской области, куда можно добраться на автобусе от «Тушинской». Спустя 4 часа дороги я оказываюсь посреди огромных заснеженных полей, снег на которых блестит и переливается, как в диснеевском мультфильме. Вокруг — ни души, пока из-за поворота не выскакивает молодой человек в ковбойской шляпе на лошади без седла.

Дядя Паша давно в этом доме не живет, ему надоело — он живет в Москве и занимается технической интернет-поддержкой, а в доме теперь обитает 24-летняя москвичка Катя, бывшая работница банка, которая приехала в начале декабря покататься на лошадях, да так и осталась, и 20-летний москвич Женя, бывший солдат, которого та же судьба постигла в начале января. За домом и животными они следят за еду, в принципе, малоимущие туристы тоже могут платить мало или ­совсем не платить — если будут следить за домом, чистить местным лошадям копыта, убираться и чинить стремена. Все хозяйство — три лошади, три курицы, семь петухов, одна собака и две кошки. Обязанности Жени с Катей — за всем этим следить и встречать туристов. Что они и делают — как могут.

А.М.: Я иду по Тверской, этим московским Елисейским Полям, и поражаюсь, насколько меняет взгляд на город недолгое пребывание в шкуре туриста. Глаз сам ищет — и находит — мелочи, на которые обычно не обращаешь внимания. Тверская — красивая улица, и еще красивей она зимой, а особенно красива — зимним утром. И вы не представляете, как хороша в это время Красная площадь. «Когда выпадает снег, город преображается, — сооб­щает путеводитель. — Скрывается вся мерзость, все становится сказочным и прекрасным». Именно таким, именно таким все и становится. Словно в награду за усилия мне подарили утро почти без людей и почему-то без машин, пустое, солнечное и звенящее, словно бы снятое на старый фотоаппарат.

Нет, в самом деле, это все вопрос ракурса. Приезжая в Дели, мы ищем что-то очень индийское, а не приятные европейские места. Те, кто приезжает в Москву, ищут именно то, что раздражает нас, — хаос, контрасты, снег, bespredel. Может быть, жить именно в этом городе, а не в другом? В конце концов, в Гонконге экология еще хуже московской, а в Пномпене не просто давят людей на улицах, а еще и достреливают из калашникова. Москва — город жесткий, зато здесь, как пишут в Rough Guide, у людей очень насыщенная личная и пылкая культурная жизнь.

Путеводители учат искать красоту в банальности — например, в видах ночного Кремля

Путеводители — вообще очень успокаивающее чтение. В Rough Guide есть, например, цветная вкладка, озаглавленная «Москва — это новый Нью-Йорк». Там, в частности, говорится, что сидеть на лавочках московского метро — это то же самое, что сидеть в первом ряду на модном фэшн-показе. Что нас еще раздражает, архитектура? В карманном путеводителе по московской архитектуре, вышедшем в лондонском издательстве Ellipsis, нашлись нежные слова даже для здания Сбербанка на Вавилова и застройки Нагатинской набережной. Жилой комплекс авторства «Моспроекта» на «Новослободской» назван «впечатляющим». Итак, мы живем в новом Нью-Йорке, городе с уникальной архитектурой, модой и городской жизнью. За это надо выпить.

Городскую жизнь рекомендуют рассматривать в переулках Тверской — здесь она «живая, непосредственная и очень московская». От себя рекомендую ступеньки у Совета Федерации — замечательное место для people-watching. Просители, ­посредники, старушки, депутаты, взя­точники, охранники, тревожные дамы, чуть ли не цирковые карлики — московская жизнь во всей ее полноте.

Сами же Сандуны не требуют отдельных рекомендаций. Не нужно никаких специальных усилий, чтобы полюбить Сандуны.

Е.К.: На «Даче дяди Паши» можно жить, а можно просто запрячь лошадь и выйти в чистое поле. Женю не слишком волнует, что на лошади я сижу второй раз в жизни, его теория заключается в том, что все познается на практике, поэтому он со всего размаха бьет мою лошадь в бок и кричит: «Галоп!»

В Америке за это засудили бы сначала дядю Пашу, а потом и Женю с Катей, которых он посадил следить за хозяйством, — но в России у вас нет другой возможности в один короткий световой день поездить на кобыле Лягушке, которую назвали так из-за того, что она однажды лягнула на­смерть другую лошадь, научиться ездить рысью без седла, подлететь галопом по девственно заснеженному полю к обрыву над Волгой, упасть, но не в обрыв, уйти на два часа куда глаза глядят, а потом крикнуть лошади «Домой!» и попытаться удержаться в седле. Попариться в бане, съесть суп из свежезарезанного барашка — и все это под милую болтовню совсем юных московских дауншифтеров.

А.М.: Из исследовательских соображений снова зашел в Prado Cafe, только теперь под видом иностранца. Никогда не видел, чтобы у людей так быстро менялось выражение лица. Тот же охранник, который не пускал нас вчера, при первых же звуках английской речи сделал какое-то неловкое движение и внезапно стал похож на заблудившегося ребенка. Улыбнуться у него не получилось, но видно, что он честно старался. Примерно то же самое произошло и с хостес, и с официантами — все они начинали улыбаться, нелепо, растерянно и как-то очень по-детски. Похоже, я был тут первым туристом — или по крайней мере выглядящим как турист: дружелюбным дураком с путеводителем, заложенным на страничке с Prado Cafe. И похоже, вид такого дурака даже в циничной московской хостес рождает почти материнские чувства. А может, они искренне хотят казаться лучше перед немигающими глазами иностранца.

Wallpaper рекомендует это место как типичный образчик пышного новорусского шика, «смесь барокко и неоклассики, исполненную с чуть большим вкусом, чем в прочих заведениях». В принципе, это типичное слепое место на карте города — едва ли вы здесь были, если вы не ресторанный критик или, ну, посетитель Prado Cafe. Докладываю: я сидел на золотом пеньке, под золотой люстрой, с видом на золотого павлина — и ел севиче. До­стойное развлечение, хотя и недешевое.

Е.К.: В разделе «Курсы» в путеводителе значится только один курс — кулинарный курс по готовке блинов. За 56 долларов в столовой английской спецшколы №20 во Вспольном переулке туристическая компания в лице милой женщины-гида Марины проводит двухчасовые курсы. В принципе, можно заказать курсы борщеварения и пельменеделания, но это и дороже и дольше. Особая ценность этого курса не в том, конечно, что Марина показывает, как делать блины по рецепту Юлии Высоцкой, а в «разговоре по душам», который, по признанию самой Марины, «входит в стоимость». Марина рассказывает о том, что рядом есть прекрасный модерн в виде двух шехтелевских особняков, и о том, что вообще-то уже 15 лет работает в этой туристической компании гидом-переводчиком. Просто в какой-то момент она принесла коллегам собственноручно приготовленный мусс, и они решили ввести такую экзотическую услугу. Готовить блины я умею, поэтому за процессом готовки особенно не слежу. Зато входящий в стоимость разговор получается интересным.

Взаимоотношениями человека и блина занимаются специальные курсы при турфирме «Патриарший дом»

А.М.: Московские гостиничные бары — крайне недооцененный вид отдыха. Страдающим депрессией часто рекомендуют съездить в аэропорт, просто так — вид людей, уезжающих в отпуск, действует очень благотворно. Гостиничные бары в городе — в «Национале», «Ритц-Карлтоне», «Рэдиссоне» — обладают примерно той же магией. А ходят специально, кажется, только в «Арарат Хайят». Притом что лучший вид на этот город — в коктейль-баре Swiss-отеля на Красных холмах.

В Space Bar дорого все, зато вид — лучший в городе — подается совершенно бесплатно

Но самое неожиданное открытие, которое отчего-то есть во всех путеводителях, — павильон «Армения» на ВВЦ. Я помню его еще павильоном «Угольная промышленность», а теперь, оказывается, тут дегустационный зал с superb local brandies, которые «отлично идут зимой». Чистая правда. Самый дорогой коньяк — 20-летний — стоит 200 р., а в среднем разливают рублей за сто. Плюс все виды арцаха, плюс ежевичное, гранатовое, айвовое и абрикосовое вино. Плюс все невероятные армянские штуки из орехов и сухофруктов. Атмосфера — приподнятая и крайне дружеская, в выходные трудно занять столик. Многие приходят компаниями и сидят по полдня. Тут же — магазинчик с армянскими продуктами. Отличное место. Как пишут в мишленовских справочниках, стоит того, чтобы заехать специально. Но на финал у нас запланировано место, которое точно попало бы в эти справочники, издавайся они в Москве, — ресторан «Яр». Не знаю ни одного человека, который бы там был.

Е.К.: Кулинарный гид Марина жалуется на разрушение Москвы, на мрачных москвичей, на недружелюбный для туристов сервис, на неоправданную дороговизну всего, на бытовую грубость, на то, как к туристам-неграм до сих пор подходят дети и просят с ними сфотографироваться. Удивительный город я пытаюсь любить. Я спрашиваю у Марины, за что она любит Москву, и она не задумываясь ни на секунду отвечает: «За то, что я здесь родилась». И, наверное, шапка-ушанка окончательно сделала свое дело, потому что в этот момент этот ответ кажется мне прекрасно-загадочным. Этот русский патриотизм, любовь к родине вопреки всему, потому что больше не за что, — все это мне гораздо понятнее и обходится во всех смыслах гораздо дешевле, чем то, что я пытаюсь сделать.

А.М.: Над столиком в ресторане «Яр» ­медленно и величественно проплывает девушка в золотом. Она зависает на лонжах прямо над нами и, кажется, сейчас рухнет непосредственно в «оливье по ре­цепту Люсьена Оливье» — но все-таки уплывает дальше, в темноту. Музыка опять становится громче. Приносят пельмени, хреновуху и оленину.

Впечатлений от ресторана «Яр» два, и оба неожиданные. Первое: это совсем не позор. Вполне вменяемый ресторан, кухня уровня «Пушкина», отреставрированный интерьер. Смешно выглядит только сцена — сделанная, кажется, из фанеры, в духе телепередачи «Утренняя почта». Второе: шоу-программа, которую в «Яре» показывают каждый вечер, — это совсем не цыгане. Это такой психоделический ансамбль «Березка» на стероидах, причем явно посмотревший «Цирк дю Солей». От неожиданности все это кажется просто-таки выдающимся зрелищем. Выше слов, выше звезд, вровень с нашей тоской.

Все, приехали. Кажется, пара дней, ­проведенных в Москве в качестве туриста, повлияли на голову даже сильнее, чем хотелось бы. Но я все-таки успел увидеть этот город другим. И увиденное мне, в общем, понравилось.

Е.К.: Встать солнечным морозным утром по будильнику, чтобы впервые в жизни увидеть Ленина в Мавзолее — это поступок не москвича, но, безусловно, поступок. В своей шапке-ушанке и с путеводителем в руках я уже и сама чувствую себя настоящим туристом. От этого охранники Мавзолея говорят со мной по-английски, впрочем, все равно довольно мрачно.

Пройдя несколько кордонов, я оказываюсь в полуподвальном мраморном коридоре, по бокам которого стоят солдаты. Сразу представляешь себе застенки KGB — довольно неприятно. Я начинаю улыбаться специально, каждому солдату в отдельности — это не действует. Даже на меня. В абсолютно пустом Мавзолее я останавливаюсь. Я пытаюсь увидеть в этой наформалиненной маленькой фигуре человека все мировое зло, такое характерное для России, или хотя бы его часть. Солдаты тут же переглядываются и начинают делать мне знаки, что не стоит задерживаться. Я делаю вид, что не понимаю, тогда они начинают выпроваживать меня буквально под руки. Что они скрывают? Почему мне нельзя посмотреть на него чуть подольше? Тоже, кажется, очень аутентичное ощущение подспудного страха.

Самое лучшее, что можно сделать, чтобы сгладить это странное чувство, — тут же отправиться на специальное развлечение из раздела «Экстремальная Москва». Это Центральный спортивно-стрелковый клуб на Тушинской: такие же страшные, как в Мавзолее, коридоры, комната с железными решетками, пистолеты и винтовки — только они для тебя. Я беру пистолет Марголина и 30 патронов калибра 5,6 мм по 30 р. каждый. Даже в наушниках от выстрелов передергивает. Мужчина в черном, стоящий за плечом, повторяет: «Не бойтесь — стреляйте!» С двадцати пяти метров в черный круг попали 15 пуль из 30. Полегчало.

Очень хороший город, особенно если в нем каждый вечер стрелять.

БГ выражает благодарность отелю «Метрополь» за помощь в организации съемок